Читать книгу "Морально противоречивый - Вероника Ланцет"

лицо не оказывается на уровне глаз с моим членом. — Кончи на меня, — повторяет она, и этого достаточно, чтобы я взорвался, и сперма вылетела из моего члена на ее лицо.

Она, как богиня, ждет своего подношения, губы раздвинуты, язык высунут, моя сперма попадает ей в рот, а затем оседает по всему лицу.

— Черт, — стону я, вид ее, покрытой моим семенем, возбуждает меня.

Отмечена. Она отмечена.

Она моргает, ее глаза фокусируются на мне, прежде чем на ее лице появляется соблазнительная улыбка, ее пальцы смахивают мою сперму и подносят ее ко рту.

— Я чертовски люблю тебя, Сиси, — говорю я ей, моя рука лежит на ее затылке, когда я прижимаю ее к себе, удерживая ее в плену, пока я опустошаю ее рот своим, пробуя себя на ее языке.

Обхватив рукой ее запястье, я подношу ее пальцы к своему рту, обсасывая их и пробуя наконец нектар, которого мне так не хватало все эти месяцы.

И, блядь, если это не делает меня снова твердым!

— Мне нужно принимать противозачаточные, — вздыхает Сиси, прижимаясь ко мне поближе некоторое время спустя, после того как мы оба приняли душ.

— Мы никуда не торопимся. Я же сказал тебе, что мы идем в твоем темпе, — говорю я ей, гладя рукой ее волосы, наслаждаясь их шелковистой текстурой.

— Просто чтобы быть готовой. Я не хочу забеременеть и пройти через это снова.

— Все было так плохо? — спрашиваю я. Я читал в интернете о выкидышах и пытался понять как можно больше. Но это была только теоретическая сторона, а не более личная.

Она кивает, ее маленькая рука сжимается в кулак.

— Я уже представляла его себе, — говорит она, — он был бы похож на тебя, с темными волосами и черными глазами, — ее голос дрожит, и я понимаю, что ей тяжело.

Возможно, у меня не так много опыта в этом деле чувств, но все, что причиняет боль Сиси, причиняет боль и мне. Поэтому я просто обхватываю ее руками, прижимая к себе и желая, чтобы я смог забрать часть ее боли.

— Расскажи мне об этом, — побуждаю я ее, думая, что это поможет ей выплеснуть все наружу.

И она рассказывает. Она рассказывает мне все о мальчике, которого она себе представляла, и о том, как она уже полюбила его. Ее слезы тихо падают мне на грудь, когда она, наконец, выпускает все, что так долго держала в себе.

Эмоционально истощенная, она вскоре засыпает.

Все еще прижимаясь к ней, я тоже закрываю глаза, не зная, что счастье, как и все остальное, тоже эфемерно.

Кошмар только начался.

 



 

Я резко открываю глаза, сердце громко стучит в груди. Несколько солнечных лучей пробиваются сквозь решетку единственного окна в комнате.

Моя сестра прижалась ко мне, все ее тело дрожит, губы багровые.

— Ви, проснись, — толкаю я ее в плечи, но с ее губ срывается лишь несколько слабых звуков, когда она пытается открыть глаза, ее тело плотно свернуто, чтобы сохранить тепло.

Я быстро вытряхиваюсь из своей тонкой рубашки и кладу ее на нее. Но когда я пытаюсь накрыть Ваню, моя рука проводит по ее лбу, и я замечаю, что она вся горит.

— Ви... — бормочу я, волнуясь.

Мы находимся здесь уже долгое время. Я даже не знаю, сколько времени прошло. Единственное, что мне известтно, это то, что дни сменяются ночью, а потом снова днями. Иногда нас выводят из палаты для медицинской консультации, но в остальном мы просто остаемся одни.

Единственными людьми, с которыми мы общались, были врачи, которые не очень разговорчивы. Они только записывают результаты своих измерений, а затем нас возвращают в клетки.

Потому что я не могу назвать эту комнату иначе как клеткой. Не тогда, когда решетки означают, что с нами обращаются хуже, чем с животными.

И из-за этого мы оба сейчас в одном шаге от того, чтобы сойти с ума, изоляция почти невыносима.

— Ви, — продолжаю я, пытаясь привести ее в чувство.

— Что... — бормочет она, ее глаза вялые, когда она пытается их открыть.

— Вот, — говорю я, доставая немного воды и заставляя ее пить.

— Тебе нужно держаться, Ви, — говорю я ей, поглаживая ее волосы.

Она становится все слабее и слабее уже некоторое время, и тесты, которые нам приходится проходить, не слишком помогают. Не тогда, когда каждый забор крови ослабляет ее еще больше.

— Я... — качает она головой, несколько капель воды падают ей на подбородок. — Я не знаю, сколько еще осталось..., — шепчет она.

— Ты должна, Ви. Для меня, — я беру ее руку, сцепляя мизинцы, — мы в этом вместе. Всегда, — говорю я ей, отчаянно пытаясь заставить ее не терять надежду.

— Всегда, — шепчет она, ее губы медленно подтягиваются вверх.

По правде говоря, я тоже не знаю, как долго я смогу продолжать в том же духе. Я стараюсь быть сильным ради нее, но даже я теряю надежду.

В конце концов у Вани спадает жар, и цвет начинает подниматься по щекам. Однако ее настроение не улучшается.

Однажды нас забирают охранники и ведут в новую комнату, где нас ждут два врача, которых мы раньше не видели.

Анализы обычные, и мы уже привыкли к заборам крови и странным аппаратам, которые нам ставят. Но в этот раз они также дают нам анкеты и рисунки для интерпретации.

Я не совсем понимаю, что это такое, но, видимо, мы оба прошли все тесты, так как врачи сообщили нам, что нас переведут в другое отделение.

Мы оба в замешательстве от этого вихревого переезда, все происходит слишком быстро.

Нас погрузили в черный фургон и отвезли в другое место, но наши условия жизни не улучшились. Более того, они даже хуже, чем раньше.

В камере грязно, а еда едва съедобна. Единственная разница в том, что теперь у нас круглосуточная охрана и еще больше тестов.

В первую неделю нашего пребывания там мы получаем подарок.

Первый подарок, который нам когда-либо дарили здесь.

Один из охранников приходит и приносит детеныша кролика, говоря нам, что мы должны убедиться, что вырастим его должным образом.

Я сразу же настроен скептически, и мои подозрения не ослабевают. Но появление кролика заставляет Ваню вырваться из своей скорлупы, и