Читать книгу "Наброски пером (Франция 1940–1944) - Анджей Бобковский"

Мы пишем чувствами, а не мыслями. Поэтому во всей славянской философии столько неразберихи, беспорядка и хаоса. Чрезвычайно запутанный анализ, полный неожиданных синтезов, в которых крайний реализм до такой степени смешивается с крайним мистицизмом, что потом из этого рождаются такие произведения, как «Книги паломничества»{7}, «Король-Дух»{8}, Достоевский, Толстой, нигилизмы и ленинизмы. На самом деле у меня отвращение к славянской философии. Прежде всего она очень навредила славянскому искусству. Но что поделаешь. Достаточно, чтобы славянин был талантливым человеком, и в девяти случаях из десяти он берется за философию. Когда я читал вторую часть писем Словацкого к матери, мне хотелось сказать: «Юлек, серьезно, оставь это и начни писать честно». В «Войне и мире» я хочу вырвать изрядное количество страниц и попросить: «Граф, пожалуйста, добавьте в этом месте немного описаний, что-нибудь вроде Наполеона под Смоленском или описания боя под Бородином». К сожалению, и граф Лев, и Юлиуш, и Циприан, и великий Адам, и другие великие славяне не смогли уберечься от этой тяжелой болезни. Можно почти принять за правило, что у славян поэты и писатели становятся философами, что вредит литературе и философии, в то время как на Западе зачастую наблюдается обратное явление — с обратным эффектом. Здесь философы становятся поэтами или писателями, что обогащает литературу и упрощает философию. Ряд крупных писателей во Франции и в Англии — это философы-писатели, а во многих случаях поэты мысли, мысли ясной, простой, человеческой и прекрасно выраженной.

Я взялся за Бердяева с неохотой. У славян, помимо сумятицы, есть и другие очень вредные привычки: склонность к созданию «систем», которые в мгновение ока трансформируются в «религию». И тогда конец — я не перевариваю всего этого. Каждая философская система сразу возводит храм мистицизма, формулируя ДОГМАТЫ. Восточный атавизм. Все великие религии пришли с Востока, потому что только на Востоке человек может по-настоящему верить, и одной из особенностей, характерных для славян, является вечное стремление к безграничной вере во что-то. Мы, к примеру, точно чокнулись по поводу Польши. Бедная Польша — как великолепная картина, покрытая бесконечным количеством слоев краски в результате постоянной «реставрации». Краски с причудливым химическим составом, где Богородица смешивается с бигосом и борщом с ушками, Мицкевичем и игрой в бридж (национальное польское развлечение), католицизмом и Товяньским, оплотом христианства и византийским анархизмом (особая польская черта, выражающаяся в сокращении: обожаю тебя, бл…), а также безусловным долгом умереть за родину не только тогда, когда нужно, но прежде всего, когда не нужно. Попробуй только не умереть. Нужная смерть не считается, она подозрительна. У покойника мог быть личный интерес. Настоящий героизм — умереть напрасно и обязательно с музыкой. И мы умираем без необходимости и красиво.

Почему мы всегда должны искать ответы в догматично-мистическом синтезе, если это касается Польши? Когда начинаешь думать, как человек и по-настоящему о человеке, то сначала следует решить: ты хочешь написать трактат или приготовить бигос. Славяне, как правило, готовят бигос с приправами, иногда по-настоящему острыми, такими как силы Сатаны или беспомощная ангельская добродетель, Бог, оборотни, ночь и ад, которые варятся вместе с действительно замечательными идеями и мыслями. Облачив все это в красочные литургические одежды объяснений, изысканий запальчивых славян, они создают религию и ее последователей, которые либо растрачивают свой талант и становятся решительно скучными типами, либо устраивают настоящий ад, как последователи коммунизма. Весь марксизм в коммунистическом варианте — не что иное, как социализм под татарским и славянским соусом, что знает и понимает любой, даже недоразвитый ребенок.

«Новое Средневековье» является именно такой смесью чудесных мыслей, прекрасных идей, приправленных соусом Бога и дьявола, Ночи и непротивления злу. Многие вещи обнаруживают тенденцию к «неизбежности» без объяснения. Вся ответственность перекладывается на Бога, нечистые силы, при этом до такой степени смешивая Бога с Сатаной, что я никогда не мог понять, во что славяне верят больше: в Бога или дьявола, в прощение грехов или вечное проклятие.

14.1.1943

Все знают, что русские отбили Великие Луки, а немцы сочиняют невероятные истории и ни в чем не признаются. Во всем Париже нельзя достать карту России. Все слушают радио и изучают карту. Первоклассная пропаганда коммунизма. Сейчас каждый является ходячим военным комментатором, Англия и Америка перестали существовать. Их нет. Радиомагазины процветают, радиоприемник стоит 4–5 тысяч франков. Прекрасная погода. Тепло, так что отсутствие топлива неощутимо.

15.1.1943

Немецкая изобретательность не имеет границ. Поскольку в Африке на стороне англичан воюют французы, призванные англичанами «принудительно», французские солдаты, взятые в плен немцами, не будут рассматриваться как военнопленные, а будут немедленно уволены и отправлены домой. Большие статьи на эту тему во всех парижских газетах. Великодушный жест фюрера. Но это уже не производит впечатления. Щедрые жесты не работают, когда получаешь по ж… Раньше надо было думать.

Я сбегаю вниз к моим хозяевам, которые вызвали меня трехкратным морганием света в комнате. Что-то важное. У нас такой условный сигнал. И правда, месье и мадам Бессьер лежат на столе, уткнув носы в карту. Из динамика долетают названия отбитых у немцев городов и поселков. Повсюду наступление. Вся немецкая армия окружена под Сталинградом. Более двухсот тысяч человек, из которых лишь немногие дождутся конца войны. Берлин бомбили два раза подряд. В войну вступает американская промышленность. Четырехмоторные «либераторы»{9} будут теперь все чаще издеваться над немцами. В Африке всё langsam aber sicher[673].

19.1.1943

Блокада Ленинграда снята. Все в лихорадке. Со Сталинградом будет скандал, а точнее, он уже есть. В немецких газетах пропаганда изменила тактику. В ход пошел пессимизм. Сам Геббельс уже не знает, что писать в своей газете «Дас Райх», заядлым читателем которой я стал. Даже люди, совершенно лишенные чувства юмора, начинают шутить над сообщениями «вермахта» и «тактикой ухарства».

20.1.1943

Монтгомери в 60 км от Триполи. Бьет Роммеля в каждом раунде и наступает. Как по мановению волшебной палочки. Немцев везде бьют, и везде они отступают. Под влиянием этого даже такие пессимисты, как я, время от времени бормочут, что конец в этом году не так уж и невозможен.

23.1.1943

Триполи взят, Роммель отступает «искусно», но отступает. Русские каждый день что-то освобождают. Газеты уже не скрывают фактов. Пропаганда внезапно вдруг сорвала завесу и начинает показывать голую правду. Начинают пугать. Пугать всех красной силой и показывать, какая судьба нас ждет в случае ее победы. Мы все это знаем (не все, на самом деле очень немногие), но мы так возненавидели «европейскую» культуру и лицемерие, что порой нам уже все равно. Пусть и