Читать книгу "Экстр - Дэвид Зинделл"

– Средство есть, – сказал он вслух. – Когда-нибудь я принесу его своему народу. Они умирают, благословенная Харра, – медленно, но умирают.

– Когда мы впервые сказали вам, что такого средства нет, мы были опечалены так, что никакие слова не могут выразить. – Глаза Харры увлажнились. Данло не совсем понимал, что составляет предмет ее скорби: обреченные Архитекторы, жертвы Чумы или боль самой вселенной. – Но судя по словам, которые вы произнесли, оно действительно может быть.

– Да. – Кто знает, что возможно, а что нет? Возможности бесконечны. Данло вспомнил о Тамаре Десятой Ашторет – настоящей Тамаре, чью душу изувечили под очистительным шлемом в Невернесе, и в тысячный раз задумался, есть ли средство вернуть ей потерянную память.

Харра сделала глубокий вдох и посмотрела на Данло с любовью, которую цветок мог бы питать к солнцу.

– Мы рады, что вы пока остаетесь с нами, но должны вам сказать, что дворец не совсем безопасен.

– Разве есть где-нибудь полностью безопасное место, благословенная Харра?

– Мы полагаем, что Бертрам попытается взять дворец штурмом. Мы не хотели бы, чтобы с вами случилось что-то дурное.

Теперь Харра смотрела на него, как бабушка, боящаяся за своего внука, и Данло почувствовал, что его глаза тоже увлажнились. Он видел Харру всего несколько раз, но успел полюбить ее.

– А я не хочу, чтобы что-то случилось с вами.

Он вытер глаза ладонью. Картина того, как ивиомилы в красных кимоно врываются во дворец, горела у него в мозгу.

Он впервые почувствовал, несостоятельность ахимсы перед лицом войны. Он поклялся никогда не причинять зла другому, даже защищая собственную жизнь, и это было правильно. Но если бы в эту самую минуту сюда вломился обезумевший ивиомил с лазером или нейроножом, Данло не знал, как стал бы защищать эту славную старую женщину.

– Мы прожили долгую жизнь, – сказала Харра, – но вы еще молоды.

Данло взял со стола флейту и молча уставился на нее. Что может эта двухфутовая бамбуковая палочка против тлолта, лазера или ядерной бомбы?

– Вы молоды, – повторила Харра, – и не сделали ничего, чтобы спасти вашу молодость и вашу жизнь.

– Мне жаль, но я больше не позволю снять с себя паллатон.

– Жаль? Это нам жаль. – Харра протянула к нему руки, как к теплому солнцу. – Мы не хотим, чтобы смерть отняла у нас это сокровище.

Данло вспомнил ужасную красоту, которая открылась ему в Небесном Зале. Он и теперь видел сверкающее сознание, пронизывающее каждый атом его тела.

– Но ведь смерти, в сущности, нет, благословенная Харра, – с улыбкой сказал он.

Это могло быть правдой, но умирание все-таки существовало. Томас Ивиэль в спальне Данло выбрал этот момент, чтобы испустить особенно мучительный стон. Он попросил воды, стал звать своего сына, погибшего в первом бою за космодром, а через некоторое время воззвал к Богу.

– Я пойду к нему. – Данло встал и поклонился Харре. – Он был моим другом.

– Мы понимаем, – улыбнулась Харра, хотя и не привыкла, чтобы ее покидали, не спросив разрешения.

Данло, зажав в руке флейту, вздохнул.

– Я побуду с ними. Нельзя, чтобы кто-то умирал в одиночестве.

– Мы понимаем. Вы хотите поиграть им?

– Да. Я почти ничего не могу больше сделать для них.

– Мы тоже верим, что смерти нет. Мы, Архитекторы. Так учит наша Церковь.

Данло склонил голову из уважения к ее вере, но не к доктринам Вселенской Кибернетической Церкви.

– Мы верим также, что эти люди умрут не напрасно. – Харра показала в сторону спальни. – Мы выиграем войну, пилот. Люди перестанут умирать, и для нашей Церкви настанет новая эра.

– Надеюсь, что ваша победа… не заставит себя ждать.

– Вы позволите нам помолиться за Томаса Ивиэля? И за других? Молитва порой имеет великую силу.

– Ну конечно, – улыбнулся Данло. – Если хотите, помолимся вместе.

Он взял Харру под руку, и они вдвоем вошли к раненым.

Харра была права и не права, когда надеялась на благоприятный исход войны. Ее сторонники, как она и предсказывала, восторжествовали над ивиомилами Бертрама Джаспари. Бертрам, вознамерившись завоевать многочисленные миры и бесчисленные души Архитекторов, сделал ставку на террор и внезапность атаки. Но ему так и не удалось захватить многие ключевые объекты, и даже кампания массовых убийств, развернутая Малаклипсом, не приблизила его к цели.

Архитекторы – народ крепкий и упорный, привыкший к страданиям, голоду и самопожертвованию. Бертрам допустил большую ошибку: рассчитывая на эти качества в своих ивиомилах, он полагал, что юриддики, данлади и особенно миролюбивые элиди размягчились и ослабели верой. Но он плохо знал собственную паству. Он думал, что когда нарядит своих ивиомилов в красные кимоно, упомянутые в “Комментариях”, и возглавит священный фацифах, призванный очистить Церковь, то другие Архитекторы так и повалят к нему. Тех, кто этого не сделает, он намеревался подчинить себе террором. Но террор – не то оружие, которым завоевывают людские сердца. Бертраму следовало бы это знать, а Малаклипс знал это с самого начала. Надо сказать, что когда первые попытки убить или усмирить Харру не увенчались успехом, Малаклипс посоветовал Бертраму прекратить бессмысленную бойню, свирепствовавшую в последние дни войны: не потому, что хотел избежать новых убийств, а потому, что террор отвращал от Бертрама большие массы Архитекторов, и они шли не к нему, а в армию Харры. Малаклипс предлагал это как стратег, больше ничего.

Но Бертрам его не послушал. Между тем Достойные Харры в тысяче городов Таннахилла начали отвоевывать космодромы и пищевые фабрики, и глава ивиомилов пошел на отчаянные меры. Достойные намного превышали численностью его войска, и Бертрам решил, что, если он нанесет безжалостный удар по городам Тлон и Йевиви, где почти все население сохранило верность Харре, это склонит чашу весов в его пользу. Так он и сделал. Одна из его частей захватила пищевые фабрики Тлона и перекрыла кислород на девяти уровнях города. Это стоило жизни миллиону человек, которые умерли от удушья, но эта акция настроила против Бертрама миллионы других, мирных ранее Архитекторов.

На каждом уровне каждого города Достойные яростно нападали на ивиомилов. На двадцать девятый день войны четверть ивиомилов была убита или попала в плен, а Бертрам почти ежечасно терял космодромы и транспортные туннели.

Так он неизбежно подошел к своему критическому часу в качестве ложного Иви, вернее – к моменту выбора. И сделал неправильный выбор. Он должен был отдать себе отчет в том, что проиграл войну. Он мог бы сдаться Харре и признать, что впал в худшую из негативных программ. Мог бы обратиться к ней с мольбой о прощении. Вполне возможно, что Харра, всегда слишком добрая к своим врагам, простила бы его: разве не сказано в “Пути человека», что даже самый злобный хакра способен очиститься от негативных программ и обратить свое лицо к Богу? Но лицо Бертрама не выражало ничего, кроме тщеславия и жестокости, и он жаждал мести. Этот фанатик, чуждый милосердия, снова выбрал убийство и смерть.