Читать книгу "Дмитрий Донской - Николай Борисов"

Еще два слова о «нестандартной» фигуре великого князя. Когда после боя воины Владимира Серпуховского отправились искать Дмитрия, они обратили внимание на одно мертвое тело, необычное по размерам и весьма сходное с телом великого князя. И только заглянув мертвому в лицо, они поняли, что это был не Дмитрий, а князь Федор Семенович Белозерский (42, 62).

Итак, грузное телосложение Дмитрия Ивановича предрасполагало к сердечному приступу. Автор «Слова» сохранил реалистичную картину последних дней князя: первый сердечный приступ он пережил, второй оказался фатальным. После первого приступа наступило некоторое облегчение. Великий князь воспользовался этим, чтобы подготовить и утвердить свое второе завещание (210, 123). (Первое, как полагают, было написано в январе 1372 года и требовало переработки (207, 67).)

Завещание

Рассматривая Московское княжество как свою родовую вотчину, князья в завещаниях упаковывали в один документ города и шубы, села и шапки, пояса и таможенные пошлины. Впрочем, не забудем, что дело происходило в очень бедной стране, а потому имущество их было весьма скромным. Конечно, такое серьезное дело, как составление завещания, не откладывали на последние дни или часы жизни. Любая небрежность в этом вопросе грозила усобицей между наследниками. Придворные дьяки готовили духовную грамоту загодя, в тишине и покое, и вносили туда поправки в случае каких-либо семейных, общественных или военно-политических перемен. Сам завещатель пристально следил за этой работой и давал ей стратегическое направление.

Заранее составленную духовную грамоту зачитывали вслух возле одра умирающего князя в присутствии авторитетных свидетелей. Их имена перечислялись в конце документа. Утвержденный таким образом текст приобретал силу закона.

До последнего вздоха князь мог вносить поправки в завещание. Духовная грамота Семена Гордого, умиравшего от чумы, отличается некоторой сумбурностью и невнятностью. Возможно, причиной были характерные для этой страшной болезни психические сдвиги. Семен пытался сформулировать новые идеи, но разум уже отказывался ему служить. Духовная Дмитрия Ивановича в этом отношении не создает современникам и историкам никаких затруднений: она ясна и прозрачна как слеза.

Духовная состоит главным образом из длинного перечня городов, волостей, сел и деревень, переданных во владение тому или иному члену великокняжеской семьи. В этой связи исследователи отмечают «громадное расширение по сравнению с временами Ивана Калиты, Симеона Гордого, Ивана Красного территории, которой владел Дмитрий Донской» (210, 163). Способы, с помощью которых было достигнуто это расширение, были весьма разнообразны: от мирной «купли» до грубого захвата.

Отметим наиболее важные положения духовной князя Дмитрия Ивановича.

Вот знаменитое распоряжение, в котором отчеканен итог целого столетия труда и пота, грязи и крови, низости и благородства, словом — целое столетие возвышения Москвы.

«А се благословляю сына своего, князя Василья, своею отчиною, великим княженьем» (8, 34).

Здесь необходимо небольшое разъяснение.

Московскому делу постоянно угрожали два врага: «внешний» и «внутренний». Борьба с невидимым внутренним врагом — раздорами между потомками Ивана Калиты, грозящими перерасти в гибельную усобицу, — была сложнейшей задачей главы семейства. Здесь требовались глубоко продуманные решения политического, экономического и психологического характера. Отец восьми сыновей (двое из которых умерли в младенчестве), Дмитрий Иванович более, чем кто-либо из его предшественников, был озабочен этой проблемой. Он хорошо понимал, что никакие клятвы «у отня гроба» не удержат гордых и честолюбивых юношей от вражды. Поэтому необходимо было обеспечить подавляющее экономическое и военное превосходство старшего брата (наследника престола) не только над одним из братьев, но и над всеми братьями вместе взятыми. В этом случае любой мятеж был заранее обречен на неудачу.

Решение этой сложной задачи Дмитрий Иванович видел не только в неравных пропорциях раздела собственно московских земель и доходных статей, но и в сохранении неделимости территории великого княжения Владимирского — вотчины главы московской семьи.

Границы великого княжения Владимирского были изменчивы. Их состояние на 1389 год можно определить лишь приблизительно. В первую очередь сюда относятся три крупных города — Владимир, Переяславль и Кострома с окружавшими их волостями. Но это далеко не всё. «К великому княжению должны были относиться также г. Юрьев Польский с его сельской округой, половина Ростова, части территорий Вологды, Торжка, Волока Ламского» (210, 163). Этот ряд можно продолжить, хотя и гипотетически.

В итоге обладание неделимым великим княжением Владимирским становилось своего рода «козырным тузом» в руках старшего из потомков Ивана Калиты. Здесь открывалась далекая историческая перспектива. «Передача великого княжения старшему сыну Дмитрия Василию вместе с запрещением делить великокняжеские владения предопределяла монархическую форму объединительного процесса на русском Северо-Востоке» (210, 183).

Завещание Дмитрия Ивановича свидетельствует о том, что великое княжение Владимирское уже не является яблоком раздора между русскими князьями, а его пожалование — прерогативой сеющего этот раздор ордынского хана. Это по сути своей революционное распоряжение Дмитрий делает без согласования с Тохтамышем. Он сам — высшая инстанция в иерархии власти на Руси. Он — «Русский царь», и он не должен спрашивать на каждый шаг дозволения степного «вольного царя». Время «вавилонского плена» подошло к концу…

Конечно, политик не должен забывать о реальности. Орда еще сильна и страшна. Невыносимый запах гари — память московского пожарища — до последнего часа будет преследовать Дмитрия Ивановича. Но Орда — этот библейский «колосс на глиняных ногах» — уже клонится к упадку. И страстная мечта всей жизни отливается в еще одну чеканную формулу:

«А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду, и который сын мои возмет дань на своем уделе, то тому и есть» (8, 36).

Выражение «переменит Бог Орду» на первый взгляд кажется слишком неопределенным для юридического акта. Но попробуйте сказать иначе, — вместив в одной фразе всё бесконечное многообразие возможных ситуаций, — и вы поймете, что московские дьяки знали свое дело.

Отметим и другое. Дмитрий наказывает сыновьям при более благоприятных обстоятельствах прекратить уплачивать ордынскую дань — «выход». Но эти деньги отнюдь не следует возвращать налогоплательщикам. Их нужно просто переложить из ханского кармана в свой собственный. Такая перспектива лучше всяких разговоров о независимости будет побуждать князей к действию. Московский князь знал это из собственного жизненного опыта. Что как не крайняя бедность опустошенной чумой страны заставила русских князей отказаться платить дань и пойти на «розмирие» с Мамаем в 1374 году?

Духовная грамота Дмитрия Ивановича, помимо двух названных выше положений, содержит и еще одно, пожалуй, самое важное по своим конкретным последствиям распоряжение. Вот его подлинный текст: