Читать книгу "Барбаросса - Валентин Пикуль"

Писать об этом даже как-то неловко! Стыдно.

* * *

В редкие минуты затишья со стороны зоопарка слышался над Сталинградом жалобный, но могучий рев – это трубила слониха Нелли, никак не понимавшая, почему в такую жарынь ее перестали водить к Волге, чтобы она купалась. Фронт приближался, а среди военных странно было видеть командира в зеленой фуражке пограничника, и фронтовики иногда злобно окликали его:

– Эй ты… граница на замке! Где же ты нашел границу свою? Неужто на Волге? Хоть бы фуражку снял. Постыдись!

– А граница вот здесь, где я стою, – не обижаясь, отвечал пограничник. – Это по вашей вине граница передвигается, вот и я передвигаюсь вслед за вами. Все зависит от вас, ребята, чтобы от Волги я вернулся опять к Бугу…

Тяжко было сталинградцам покидать свой город, где они росли и мужали, старики даже плакали порой, говоря:

– Господи, да в подвале отсидимся. Нешто вы не люди? Ой, да не толкайте меня. Мы же здесь сызмальства, у нас и могилки-то дедовские вон тут недалече… Я же не сталинградский, я же ишо – царицынский, понимать надо!

Чуянов выбрал свободную минуту, чтобы навестить здание сталинградской тюрьмы, которая за эти дни превратилась в общежитие. Всюду, куда ни глянешь, женщины куховарили, простирывали в тазах бельишко, малолетки просились у матерей «а-а», на горшок. По длинным тюремным коридорам мальчишки гоняли на самокатах, детвора играла в пятнашки.

– А вы, друзья, эвакуироваться не собираетесь?

– Ни в жисть! – отвечала за всех бойкая старушенция с бельмом на глазу. – Эвон, стенки-то здесь каковы, будто в крепости какой. Я в своей одиночке даже занавесочки развесила… Здесь не страшно! Уж что-что, а тюрьмы-то у нас наловчились делать. Никакая бомба не прошибет…

11. ДИРЕКТИВА № 45

Немцев было много. Так много, что, занимая станицы, они разом вычерпывали до дна колодцы, вламывались в дома:

– Матка, вассер, матка, кур… матка, яик!

После них генералу Итало Гарибольди оставалось давить кошек, а румыны глодали свою кукурузу. Глядя, как прокатывается мимо немецкая мотопехота, хорваты говорили:

– У, собачье мясо! Пешком не любят ходить…

Паулюс в приказах по армии призывал солдат не смотреть свысока на своих союзников, находил доходчивые слова:

– Сейчас мы единая футбольная команда, стремящаяся к единой цели – забить решающий гол в ворота Сталинграда, которые, считайте, уже распахнуты перед нами…

После краткого периода гроз и ливней – снова иссушающая жара. Паулюс растирал рукою живот, мучивший его болями, и часто поминал доктора Фладе – того самого, что летел с трупом Рейхенау и врезался в ангар аэродрома:

– Слишком долго он собирает в лубках и гипсе свои переломанные кости. Хотя именно Фладе обещал избавить меня от болей.

Полковник Вильгельм Адам подсказывал:

– Почему бы вам не довериться главному врачу нашей элитарной армии – профессору и генералу Отто Ренольди?

– Как профессор, он более озабочен вспышками сыпного тифа и желтухой, а как генерал, он отважно сражается с гнидами и вшами, и ему некогда заниматься моим кишечником…

Степь казалась почти пустынной, в балках и низинах не сразу угадывалась близость хуторов, где яблони и виноградники окружали мазанки, а под купами старых вязов тихо дремали дедовские «копанцы», и только в речных долинах шумели рощицы.

«Страшная жара и голая степь без воды, – записывал в дневнике некий Вильгельм Гофман. – Впервые в жизни мы наблюдали мираж. Кажется, впереди нас ждет лес и озеро, манящее к отдыху. Но лес и озеро все время от нас удаляются…»

– Странно, – озирались немецкие солдаты, – куда же делись местные жители? Даже старух и детей не видно…

Сидевшие в бронетранспортерах, они, как «сеньоры войны», легко обгоняли на своих моторах союзников.

– Одна команда! – говорили, посмеиваясь. – Но если забьем гол в ворота Сталинграда, то судья присудит победу вермахту, а этим голкиперам просвистит только штрафные…

6-я армия занимала как бы промежуточное положение по фронту – между войсками Вейхса, что окапывались под Воронежем, и мощною группой Листа и Клейста, направленной в сторону Ростова и Кавказа. Инфантерия двигалась налегке, по-деловому засучив рукава до локтей, пилотки они держали заткнутыми за поясные ремни, а головы солдат покрывали яркие пластмассовые козырьки, какие носят спортсмены на стадионах.

Мнение солдат 6-й армии Паулюса было однозначно:

– Только бы выйти на берега Волги и выспаться в квартирах Сталинграда, а там, за Волгою, русских ждет голая калмыцкая пустыня, и тогда они сами поймут, что войну проиграли…

Для них, едущих или марширующих, стало уже привычным зрелище: грузовики, которые отъезжали в тыл, доверху заполненные мертвецами, еще вчера вот так же шагавшими в авангарде, еще сегодня утром рассуждавшими таким же образом: «Только бы выбраться к Волге – и война сразу закончится!» Для них война уже завершилась, хотя Волги они так и не увидели…

Пехоту нагоняли громадные автоцистерны с питьевой водой, и солдаты, наполнив фляги, шагали дальше, распевая:

Яволь, майне херн,

дас хабен вир зо герн –

яволь,

яволь,

яволь!

Смысл их песни был прост: сомнениям нет места, а они, верные солдаты фюрера, всегда готовы исполнять любые приказы. По вечерам, отдыхая от маршей, они включали радиоприемники, и до них доносился усталый немецкий голос – голос из Москвы, ежедневно предупреждающий: «Каждые семь секунд в России погибает один немецкий солдат…»

* * *

Винница – «Вервольф» (оборотень). Опять благоухание приятной смеси керосина с креозотом. Снова трагическая война с комарами, пронизанная их гудением и торжествующими воплями Гитлера в редкие моменты его личных викторий…

Франц Гальдер медленным жестом, еще додумывая что-то очень важное, опустил на рычаг трубку зеленой «лягушки».

– Паулюс? – спросил Хойзингер.

– Нет. Его адъютант Вильгельм Адам.

– Что-нибудь случилось в Шестой армии?

– Адам доложил, что в маршевых ротах убыль достигла предела… в иных ротах осталось не более 50 человек.

– А вторые эшелоны? Наконец, резервы у Вейхса?

– Резервов нет, ибо Вейхс сцепился в смертельном поединке с армией Рокоссовского и окапывается под Воронежем, словно сурок, на которого пикирует ястреб. У Паулюса же второй эшелон – в основном итальянцы да румыны, которые, как и женщины, нуждаются в жестких корсетах, чтобы они выглядели стройнее. На них нельзя рассчитывать. Это лишь пробки для затыкания дырок в нашей протекающей бочке.

Совсем недавно Гальдер отпраздновал свой юбилей, получив от Гитлера ценный подарок – его же портрет с автографом, оправленный в рамку из серебра, и, казалось, ничто не предвещало беды. Сняв пенсне, Гальдер сказал: