Читать книгу "Память всех слов. Сказания Меекханского пограничья - Роберт М. Вегнер"

Началось.

* * *

Альтсина разбудил запах. Запах гари и свежей крови в горячем воздухе.

Он потерял сознание. Это ясно. А теперь…

Аонэль закрывает ему рот ладонью и заставляет проглотить нечто большое, горькое, у чего неприятный древесный привкус.

– Ты должен справиться, – шипит она гневно, но в гневе ее и страх, и отчаянность. – И думать не смей снова сблевать.

Это «снова» несет с собой воспоминание, о котором он предпочел бы позабыть, но, прежде чем оно заставляет его желудок сжаться в корчах, женщина прикладывает ему к губам бутылку вина. Вор пьет. Жадно и долго. Чтобы… заглушить страх. Выхода уже нет. Он должен сделать то, что нужно.

– Это одно из трех оставшихся у него семян. Последних со времен, когда Оум плавал по морям. Было у него их лишь шесть. Одно он засеял и наблюдал, как оно гибнет в земле, не в силах дать побег. Одно подарил своей любимой. Одно он использовал тысячу лет назад, когда пришли дни страха. – Слова ведьмы просачиваются ему в уши ядовитыми каплями. – У него осталось лишь три. Когда б ты не был настолько глуп, ты бы оценил важность этого дара.

– Я оцениваю. – Вор наклоняет бутылку и осушает ее до дна. – Оцениваю, чтоб его. Ты это сделала?

Аонэль смотрит на него странно. С печалью.

– Да. Утром.

– Ответ пришел?

– Если бы нет, то семя я тебе не дала бы. Теперь Оум будет с тобой. Даст тебе силу и поможет в борьбе.

– Хотелось бы.

Семя. Не желудь, как можно было бы ожидать от предка анухийского дуба, но большое, с куриное яйцо, угловатое и пористое семя.

И теперь оно находилось у него в желудке.

Он проглотил, потому что таков был договор. Потому что существовал шанс, что после того, как верные Реагвира схватят его, то разденут донага, чтобы проверить, нет ли у него при себе или на себе опасных знаков или символов. А так подарок божка сеехийцев был безопасен. Оум мог его поддерживать в бою с тем безумным сукиным сыном, а битва должна была произойти…

Здесь. Под мечом. В месте, где все началось.

Сперва он готовил планы: как проберется вниз, внутрь Храма Меча. Некоторые идеи были глупы, другие – безумны, но все казались в какой-то мере реальными.

Пока в Понкее-Лаа не вспыхнули религиозные битвы.

Причиной которых стал он.

Стоп. Он не был их причиной: причиной было рождающееся сознание того сукиного сына за его спиной и… У Альтсина возникло ощущение, граничащее с уверенностью, что крылось в этом что-то еще. Какая-то воля подталкивала город к братоубийственной войне. А он, Альтсин Авендех, оказался, самое большее, огоньком, который слишком рано поджег заготовленные дрова. Но, когда город запылал, шанс пробраться в подземелья Храма уменьшился до нуля. Меч начали охранять днем и ночью.

А времени оставалось все меньше. Там, перед Храмом Дресс, они сделались единым, он и тот второй. Вор не знал, где начинается Кулак Битвы и где заканчивается Альтсин Авендех. Это не были Объятия – это было Смешение.

Атмосфера, царящая в городе, напряжение, тысячи символов культа, которые носят верные Реагвира, влияли на тот фрагмент его души, который некогда звался Кулаком Битвы, как тавро, прижатое к коже. Он проснулся, огляделся, ему не понравилось то, что он увидел, и он вмешался. И его нисколько не касалось, что это может закончиться дурно.

Похоже, этому полубожественному говнюку тоже надоело ждать.

Альтсин наконец вспомнил бегство с места, где он исцелил мальчика, петляние по улицам с головой, наполненной своими – не своими – мыслями и ассоциациями. С Силой, которую он ощущал в каждом месте – и которая искушала, ох, как же она его искушала. С чувством абсолютной, лишающей свободы мощи, что находилась на расстоянии вытянутой руки.

Ему понадобилось полдня, чтобы взнуздать это чувство. А когда он вернулся в нанятую комнату, Аонэль устроила ему в корчме скандал, а город вспыхнул.

– Улыбаешься? Значит ли это, что все идет по твоему плану?

Альтсин дернулся в сторону, ожидая удара; колено запылало, но тяжесть тела выдержало. Он застонал.

– Если бы я знала, что тебе так легко сделать приятное, я бы уже давно добралась до тебя и избила.

Узнавание пришло мгновенно в серии картин и воспоминаний.

– Я помню твой голос, – отозвался он шепотом. – Девушка с мола. Явиндер хотел тебя утопить.

– На самом деле этот на-четверть-божок боялся попытаться меня топить. Но играл мускулами и строил грозные мины, потому что это он умеет. Спроси его как-нибудь о странствии через пустыню и о последней бутылочке зеленого стекла. Тогда-то и увидишь настоящее лицо труса. Ты снова смеешься? Почему же?

– Потому что, кажется, что все входят сюда, как в собственный дом, и выходят, как из собственного дома. Ты, граф, та женщина, переодетая селянкой. Всякий, кто захочет.

Он услышал тихие шаги.

– Я – это я. Найти дорогу к различным местам – часть моей природы. Граф тут хозяин. А селянка… Бесцветные волосы, бледное лицо, которое невозможно запомнить?

– Да.

– Одна из трех сестер, слуг Эйфры.

Владычица Судьбы? Очередная божественная сущность, которая намеревалась вмешаться в его жизнь?

– Это фрагмент куда большего рассказа. Игры, в которой уничтожение целого города – лишь чуть-чуть преклоняет чашу весов на одну или другую сторону. По крайней мере так думают некоторые из Бессмертных. По сути, я бы должна ей помогать, отвлечение внимания от некоей северной возвышенности было бы на руку и мне, но тут дело в тебе, Альтсин Авендех, что меняет суть вещей.

– Во мне?

Не думал, что ему удастся выдавить из себя столько иронического недоверия.

– Ох, не шути. Я тоже не думала, что он натолкнется на тебя. Когда ты поранился и вытер кровь о рукоять, на несколько мгновений Денготааг вернулся к той роли, ради которой его создали, сделался божьим лазом, через какой остальная душа Реагвира могла бы пройти в мир смертных. А потом? Помнишь? Месяцы, годы бегства, пряток, смены профессий… Я искала тебя на половине континента.

– Нужно было написать письмо.

Казалось, она не услышала:

– В конце концов я отчаялась, заключила договор с Владычицей Судьбы. Я не нарушила свою часть, она же, похоже, пытается обмануть.

– Разве? – отозвался новый голос в помещении.

Альтсин почувствовал, как на губы его вползает мерзкая ироническая ухмылка. Он был прав – некоторые входили сюда проще, чем брякающий полным кошелем моряк – в бордель.

– Моя госпожа должна была устроить твою с ним встречу, так чтобы вам никто не помешал. И вот оно. Он стоит там. Слегка избитый, но живой, а если бы я не проследила, один дурак наверняка забил бы его насмерть. И уверяю тебя, вам никто не станет мешать – естественно, в границах разумного. Никто не пинал столик. Кости сами так выпали.