Читать книгу "Тактика победы - Михаил Кутузов"

Капитан не знал имени главнокомандующего неприятельскими войсками, хотя видел его во время дела. Кутузов начал описывать приметы Наполеона. Когда капитан отзывался утвердительно, то Кутузов с видом явной боязни, обращаясь к стоявшим позади его, произносил: «C’est lui[176]». Когда же капитан сказал: «Nein er ist sehr gross»[177], то лицо Кутузова прояснилось, и он с полной уверенностью наконец сказал: «Non cela n’est pas lui»[178].

Когда часу в пятом пополудни сделалось Кутузову известным о множестве захваченных пленных, пушек и обозов и, наконец, фургона Даву, где нашли и жезл его, Кутузов пришел в восторг. Это был один только случай, при котором я видел его пустившегося в галоп на белом мекленбургском коне своем. Он подскакал к колонне Преображенского полка и вскричал «ура!», которое повторилось из верной груди великанов. Остатки Даву уплелись кое-как. Главная квартира заняла Красное. Милорадович поставлен был поперек дороги, лицом к Смоленску.

В туманное утро, при 2–3 градусах мороза, приближаясь от Смоленска, корпус Нея и набрел на картечь Милорадовичевых батарей. Это было не сражение, а истребление неприятельских колонн артиллерийским огнем. Других усилий не было. Полагали, что остатки Нея должны сдаться, и потому задолго до сумерек прекратили кононаду, отняв множество орудий.

Один только генерал в главной квартире предугадал, что Ней ускользнуть может. Это был Опперман. Он находился при особе Кутузова без всяких определенных занятий и едва ли не императором был прислан, не помню когда именно, в главную квартиру. В весьма тесную избу, которую занимал Коновницын, поместив тут и меня с бумагами, явился ночью на 7-е число Опперман.

Он называл пункт на Днепре в 12 верстах от Красного, где Ней переправиться и уйти может, и потому советовал занять тотчас этот пункт сильным отрядом. Коновницын не соглашался с его мнением. Толя тут не было. Коновницын пошел к главнокомандующему представить мнение Оппермана, которое, однако, принято не было. К великой чести Оппермана, он вернейшим образом определил план неприятеля. Известно, что Ней, воспользовавшись усилившимся морозом, перешел через Днепр, набросав на тонкий лед жерди и солому.

После Красного и перехода вскоре через Днепр кончился подвиг главной армии. Вышеупоминаемый волонтер из Воронежа явился в Орше к Коновницыну и сказал: «Петр Петрович, я довел армию до древних пределов России и могу теперь спокойно возвратиться в дом мой. Прошу Вас представить меня светлейшему».

Яков Иванович, быв приведен к Кутузову, бросился перед ним на колени и получил из рук его орден Св. Анны 2-й степени. В этом случае отзывалась в Кутузове и Коновницыне страсть к шутам, свойственная старинным русским барам. Притом Коновницын имел в виду кольнуть этой наградой другого волонтера, капитана Молчанова, родственника Коновницына, который ему надоедал настояниями о доставлении ему, Молчанову, ордена. Оба исчезли.

Не один Яков Иванович, которого проняли наступившие морозы, вложил меч в ножны. Всей армии, подвергшейся неимоверным трудам и лишениям, необходим был отдых. Она медленно подвигалась к берегам Березины, где, как известно, Чичагов мог истребить остатки неприятельской армии, но поступил со столь несчастной оплошностью. В Вильне князь Кутузов однажды воскликнул у себя за обедом, когда произнесли тост победителю: «Ах, не все сделано! Если бы не адмирал, то простой псковской дворянин сказал бы: «Европа, дыши свободно!» Он намекал на возможность взятия самого Наполеона.

Коновницын от больших усилий, физических и нравственных, ослабел в здоровье и должен был, по прибытии главной квартиры в Вильну, просить увольнения в отпуск. Атлетическое сложение Толя, который, впрочем, был и гораздо моложе Коновницына, противостояло колоссальному труду. Мы, подчиненные Петра Петровича, расстались с ним с чувством глубокого сожаления, как дети с отцом. Но в обращении с нами нового начальника Главного штаба, князя Петра Михайловича Волконского, мы нашли полное вознаграждение. Впрочем, тот же Карл Федорович, столь благородного характера, оставался посредником между нами и начальником штаба.

Поводом к составлению сих записок через 38 лет после незабвенной эпохи было желание доставить искусному перу некоторые материалы для составления биографии графа Толя, которого лицо неразлучно с происшествиями того времени. И если примешал я в рассказе моем и другия лица, то потому единственно, что воспоминания о подробностях той эпохи имеют для участвовавших в ней прелесть непреодолимую, и я завлекся, так сказать, против воли.

Впрочем, при описании происшествий главный делатель выказывается сам собой. Ибо сомнения нет, что из трех лиц, в которых, как солнце в капле воды, отсвечивалось понятие о Том, Которого воля карала осквернителя святых храмов Его – из трех лиц сих, говорю, Карл Федорович, как талант собственно военный, совершенно равнялся самому Наполеону. Это был маятник в часах правильного хода. Притом нельзя себе представить, с каким хладнокровием он распоряжался в самые критические моменты среди горевшего сражения, как точны и ясны были его приказания рассылаемым офицерам.

Немудрено стоять под огнем с наружностью спокойной – в этом смысле мы все храбры. Но какая польза, когда от внутреннего волнения смешиваются понятия и приказания начальника противоречат одно другому. Не таков был Толь. На поле сражения, где он всегда искал опаснейшие пункты, он был истинно велик.

И только святотатственная ловкость Данилевского, повествуя происшествия 1812 года, умела умолчать о главной двигательной пружине, которая перенесла действие свое и на дела 1813 года. Это отчасти должно усматриваться из моего журнала той войны, извлеченного из подлинных бумаг, проходивших через руки мои, и сообщенного г-ну Бернгарди.

Окончив краткий рассказ мой, я предоставляю себе изложить некоторые отдельные черты Карла Федоровича из поприща его в 1813 году, когда со временем получу обратно от г-на Бернгарди мой журнал той войны, без которого, с одной стороны, я могу ошибаться в числах времени и названии мест, а с другой стороны, впасть в повторения, ибо многие происшествия, в коих было участие незабвенного генерала, значатся в том жаурнале. Он лежал у меня без прочтения со времени составления в 1813 году из подлинных бумаг, быв сообщен покойному Данилевскому в 1837 году и ныне г-ну Бернгарди.

Что касается до описания нравственной стороны графа Толя, то, конечно, г-ну Бернгарди откроется достаточно данных для полной биографии. Я только знаю, что вообще жизнь графа Толя оправдывала девиз, им избранный: «Thue recht und schaue niemand» – «За правое дело стой смело».

Хронология

5 сентября 1747 г. Родился Михаил Илларионович Кутузов.

Июль 1759 г. Начал учиться в Дворянской Артиллерийской и Инженерной школе. Стал капралом артиллерии, а затем каптенармусом.