Читать книгу "Чаролом - Блейк Чарлтон"

Заперев дверь на ключ, Никодимус вышел на улицу, привычно обведя глазами город, названный «Леандой[4]» в честь женщины, возвестившей новую эру.

Дул пронизывающий ветер, но Никодимус задержался на вершине лестницы, откуда открывался прекрасный вид на его новый и, скорее всего, последний дом. Городок по-прежнему был небольшим, скорее поселение, чем настоящий город. Семь сотен домов, в основном деревянных. Каменными были лишь пиромантские турели у реки, лечебница и дом правительства.

Леанду построили в широкой и зелёной речной долине. На юге тянулись холмы, поросшие кипарисами. Чем дальше от реки, тем выше, стройнее становились деревья, между ними начинали попадаться сосны. Заросли папоротников в подлеске и лавры напоминали Никодимусу краснодеревные пущи Остроземья. Кипарисы на побережье, невысокие и густые, болезненно искривлённые ветром, подчас принимали странно-выразительные формы.

Сам берег был скалистым и тянулся на тысячи миль. Неподалёку от устья реки Леаны, в глубине холодных вод, рыбаки могли видеть силуэты древних упавших башен, затянутых водорослями.

К северу от Леанды простиралась саванна, которой, как когда-то прежде, предстояло стать плодородными полями. За нею серела горная страна с цепочкой вершин, остававшихся заснеженными даже в знойные сезоны.

А за горами… Кто знал, что скрывается за горами? Там ждал целый континент, который предстояло открыть заново.

Никодимус очнулся от задумчивости, когда рядом приземлился его внук с Дрюном.

Вычленив драконьи аспекты из текста Франчески, Леандра сохранила их, вписав его в тело Дрюн. В результате некоего таинственного процесса, который Никодимус не понимал, да и вникать не собирался, божественная совокупность Дрюн оказалась на долгие годы заблокирована в облике Ники и при этом забеременела.

Дрюн припоминала короткий разговор с Леандрой. Последняя вскользь намекнула на истинные причины блокировки облика, заявив, что должна проверить, как отреагирует на её вмешательство текст Дрюн. Но так и не успела, пожертвовав собой.

Через некоторое время после её смерти Дрюн родила сына. Внешне он выглядел обычным мальчиком, но Франческа сразу определила, что это следующий дракон. Ребёнок был пока единственным драконом этого мира.

Никодимус предложил назвать внука Агву, в честь своего старого учителя. Франческа поддержала идею, однако Дрюн воспротивилась. Она хотела, чтобы сын сохранил связь с Иксосом, и поэтому дала ему имя Таркэм, что на древнем языке лотоссцев означало «звезда». Когда мальчику исполнилось одиннадцать, он объявил, что отныне его будут звать Кэм.

Мальчишка унаследовал наиболее выразительные черты мужского воплощения Дрюн, смоляные волосы Леандры и зелёные глаза Никодимуса. Наследие же Франчески долго не проявлялось. Наблюдая за внуком, Никодимус решил, что драконья натура проснётся у того в подростковом возрасте. Так оно и случилось.

Сейчас Дрюн в своём мужском воплощении сидел на верхней ступеньке, лакомясь лепёшкой с розмарином, своего рода гордости местных кулинаров. Отец и сын поочерёдно отрывали от неё кусочки. Приблизившись, Никодимус уловил в воздухе то особенное молчание, которое сопровождает семейные размолвки.

– Найдётся лишний кусочек хлебца для усталого дедушки? – спросил Никодимус.

– Дедуля! – Кэм вскочил, подбежал к нему и обнял.

Дрюн тяжело вздохнул, и Никодимус заподозрил, что неожиданная вспышка любви у внука приключилась в пику отцу.

– Привет, привет, – сказал Никодимус, потрепав Кэма по голове. – Что, тяжёлый денёк? – спросил он у Дрюна, в свою очередь отламывая кусок лепёшки.

– Небольшие разногласия по поводу того, сколько времени юным героям следует уделять урокам и работе по дому, а сколько – рукопашной борьбе и играм с друзьями.

– Ах да, несправедливости детства, – усмехнулся Никодимус.

Втроём они двинулись вниз по ступенькам. Зима кончалась, небо было ясным, солнце уже клонилось к закату, с реки тянуло холодком.

Их поместье было небольшим по сравнению с оставленным в Шандралу, да и построено иначе: никаких павильонов, только множество связанных арками комнаток, отделанных некрашеным деревом.

У камина Никодимус обнаружил спящего Джона. Старый чарослов подался с ними за океан. За последний год он сильно сдал: поредевшие волосы совершенно побелели, память и зрение ухудшились. Никодимус опасался, что придётся сказать другу последнее «прощай» куда скорее, чем ему бы того хотелось.

Его шаги разбудили Джона, и тот объявил, что утром прибыл корабль из Шандралу и доставил пакет. Вскрыв его, Никодимус обнаружил пачку писем от Дории. Он присел у огня и принялся их просматривать, зачитывая отдельные пассажи вслух. Если немалый возраст и сказывался как-то на Дории, то явно не на её остроумии, судя по язвительным комментариям о политической возне в Шандралу. Ещё она жаловалась, что вновь отстроенный город стал слишком велик, а внезапное появление множества чарословов породило очередной всплеск снобизма у старой гидромантской братии.

Лоло и новое воплощение Холокаи объединились в божественную совокупность. Этого можно было ожидать: всеобщая магическая грамотность отрицательно сказалась на количестве молитв, и многим божествам пришлось изыскивать пути сохранения собственного языка.

Сообщение Дории о падении рождаемости огорчило Никодимуса, пусть это и было логичным следствием изменения, произведённого Леандрой. Чарословы и прежде не могли зачинать детей, так что теперь это удавалось лишь немногим. Поговаривали, что по мере изучения праязыка, который являлся наиболее сложным из магических языков, проще будет написать себе потомство, чем зачать его. Никодимусу оставалось только гадать, удастся ли им это, но он не сомневался, что в любом случае будущее обещает быть чрезвычайно занимательным.

Вернулась Франческа, и Никодимус отложил письма. По выражению её лица сразу стало понятно, что дежурство в лечебнице выдалось тяжёлым. В ожидании ужина Никодимус с женой выпили по чашке чая. Оказалось, внезапно умер один из пациентов Франчески, и никто не знал, почему.

Сердце Франчески разрывалось от сомнений. Она подозревала, что коллеги-целители или сёстры милосердия совершили какие-то ошибки в отношении её больного, но и в себе полностью уверена не была. Никодимус давно уяснил, что оба этих чувства свойственны всем практикующим врачевателям. К счастью, чай немного улучшил настроение Франчески, и они приступили к лососю, картофелю и листовой капусте, составлявших их ужин.

Утратив драконий текст, Франческа начала стареть. В её каштановых волосах появились серебряные нити, а у глаз – морщинки. Сегодня, после напряжённого дня, она позволила себе выпить несколько больше, чем обычный бокал вина, от чего сперва ещё более помрачнела, но потом даже развеселилась. Для Никодимуса Франческа оставалась всё такой же прекрасной, как и во времена, когда оба они были юны, глупы и сражались за свои жизни в Авиле.