Читать книгу "Тьма надвигается - Гарри Тертлдав"

– На что же похожи здешние зимы? – в ужасе прошептал Пенда.

– В точности не скажу, – ответил Фернао, – поскольку доселе в здешних краях не зимовал. Но доводилось слыхивать, что по сравнению с местными ункерлантские зимы следует почитать мягкими.

Ему показалось, что король Пенда всхлипнул про себя и тут же подавил неподобающий звук. На самом деле Фернао сочувствовал ему больше, чем готов был показать. В Фортвеге, в Елгаве, в северной части Альгарве и даже в Валмиере еще царило лето. Даже на островах Сибиу, в Лагоаше и Куусамо погода была терпимой и даже, возможно, теплой.

Здесь, в Мицпе, днем таял лед на лужах, а ночью если и намерзал, то неглубоко. Лагоанский купец-здоровяк пару дней тому назад разделся до исподнего и залез поплавать в водах Узкого моря, чтобы, выбравшись из студеной воды, обнаружить собравшуюся на берегу толпу обитателей льдов обоего пола. Зевак больше потрясло не то, что иноземец разоблачился едва не догола в стране, где туземцы кутались в шкуры до ушей, а то, что он окунулся в воду, не превратившись при этом в просоленный айсберг.

Но Пенда, как уже успел заметить Фернао, не собирался купаться в проруби.

– Ты же первостатейный чародей, – проныл фортвежский монарх, – разве не под силу тебе колдовством перенести нас через море?

– Если бы это было под силу мне, – ответил Фернао, – то и множеству других чародеев тоже. Если бы такое было под силу многим чародеям, нынешние сражения сводились бы к тому, что солдаты появлялись бы тут и там из воздуха. Я творю волшбу, а не чудеса.

Можно было догадаться, что Пенда надуется. Как большинство профанов, король не проводил различия между тем и другим. Некоторые излишне самоуверенные чародеи – тоже. Благодаря тем, кто отказывался видеть разницу, чародейство и продвинулось так далеко со времен Каунианской империи. Подавляющее большинство самоуверенных, однако, терпели неудачи в своих трудах, а порой и платили жизнями за свою дерзость.

– И что вы предлагаете нам делать в таком случае, достопочтенный чародей? – капризно поинтересовался Пенда.

Фернао вздохнул.

– Когда поделать нечего, ваше величество, остается со всеми возможными удобствами ничего не делать.

– Ха! – воскликнул Пенда. – В Патрасе мне нечего было делать, ибо там я, можно сказать, являлся пленником. Мне нечего было делать в Хешбоне, ибо в Хешбоне заняться совершенно нечем. Мне нечего делать здесь, ибо здесь делать менее чем нечего. В Сетубале я оставался бы изгнанником, да, но там, по крайней мере, я мог бы приложить усилия к освобождению родной державы. Диво ли, что я изнемогаю от тоски?

«Диво ли, что я изнемогаю от тебя?» Высказать вслух первое, что пришло ему в голову, Фернао не мог.

– Вы не можете добраться до Лагоаша вплавь, – проговорил он. – Вы не можете нанять караван, чтобы он доставил вас туда. Лагоаш не может выслать за вами корабль, как я уже говорил. Больше мне ничего в голову не приходит. Заверяю, мне не меньше вашего хочется вернуться.

Пенда раздраженно фыркнул; без сомнения, чародей действовал ему на нервы не меньше, чем он – Фернао.

– Ты всего лишь лагоанец, – объяснил он, будто умственно отсталому ребенку. – Я же не просто фортвежец; я есмь Фортвег. Теперь зришь ли разницу между нами?

Фернао если и понял что-то, так лишь одно – если он пробудет в обществе Пенды еще хоть миг, то расколотит о голову короля в изгнании ночную вазу.

– Выйду на базарную площадь, – промолвил он, – посмотрю, что можно узнать.

– Узнать, что площадь мрачна, промозгла и почти пуста, – огрызнулся Пенда, все еще обиженный. – Если сие до сих пор тебе неведомо.

К счастью для него, Фернао вышел, не сорвавшись на крик и не проведя коронации горшком.

К несчастью для чародея, Пенда говорил совершеннейшую правду. Базарная площадь Мицпы была мрачна, промозгла и совершенно пуста. В Хешбон корабли порою еще заходили, шла торговля с Яниной, с Альгарве или Ункерлантом. Здесь альгарвейские корабли не встретили бы теплого приема – хотя если бы флот короля Мезенцио не был занят делами более важными и срочными, ему нетрудно было бы захватить городок. Из Янины и Ункерланта путь до Хешбона был куда короче. Поэтому гавань Мицпы оставалась пуста, как кладовка бедняка.

Без торговли заморской чахла и караванная торговля. Доег, едва глянув на площадь, покачал косматой башкой и двинулся обратно на запад, и с тех пор ни один караван хотя бы отдаленно сравнимого размера не прходил в город. Фернао не видел выставленных на продажу мехов или киновари – единственных предметов, за которыми лагоанцы и жители Дерлавая наведывались все же на южный континент.

Медник лудил горшок. Двое туземцев торговались из-за двугорбого верблюда, как могли бы в глухой лагоанской деревушке торговаться из-за мула двое крестьян. Какая-то баба, примечательная только волосатыми щеками, продавала яйца из посудины, изрядно смахивавшей на ночной горшок, который Фернао так и не расколотил о голову короля Пенды. На базарной площади не было бы так тоскливо, когда бы она не была вшестеро просторней, чем следовало для столь жалкой торговли.

Мимо Фернао прошла еще одна обитательница льдов. Она вылила на себя достаточно дешевых лагоанских духов, чтобы забить вонь немытого с рождения тела; чем торговала она, можно было догадаться. Когда Фернао не выказал никакого интереса, она осыпала его руганью – сначала на своем языке, потом на лагоанском. Чародей поклонился, будто услыхал столь же впечатляющий набор комплиментов, чем привел шлюху в совершенное неистовство – чего, собственно, и добивался.

Оглядев пустынный рынок, он пожалел, что вообще вышел с постоялого двора, но, представив себе, как вернется и будет терпеть нескончаемые жалобы короля Пенды, понял, что иначе поступить не мог – разве что придет в голову блажь отправиться в глубь континента и забраться на Барьерные горы.

Но тут, к его изумлению, площадь перестала быть пустынной. Солдаты из небольшого гарнизона, который лагоанское правительство держало в Мицпе, скорым маршем выходили из казарм. Кроме форменных мундиров и килтов на них были надеты теплые меховые гетры по случаю морозной погоды. На учения это было непохоже; на лицах солдат застыло одинаковое мрачное упорство идущих в бой.

– Что случилось? – крикнул Фернао офицеру, шагавшему рядом со своими людьми.

Чародей пронаблюдал, как тот соображает, что сказать и говорить ли вообще. Лагоанец пожал плечами – решил, очевидно, что держать новость при себе нет смысла.

– Проклятые янинцы перешли границу между своей зоной и нашей, – ответил он. – Король Цавеллас объявил Лагоашу войну – пожри его силы преисподние! Посмотрим, скольких его людей мы сумеем спалить и сколько он готов заплатить за свое предательство!

– А сможете вы удержать янинцев? – спросил чародей.

Вот теперь офицер не ответил. Возможно, был слишком поглощен собственными мыслями. А может, не хотел говорить правду перед своими подчиненными, а для вранья был слишком горд. Так или иначе, он продолжал шагать молча.