Читать книгу "Правитель империи - Олесь Бенюх"

— Пять рупий за идею! — воскликнул Раджан, записывая слова Виктора в блокнот. При этом он в который уже раз за эти дни подумал, что правильно сделал, согласившись на совместную с Картеневым поездку в Бхилаи. Разумеется, правая пресса могла бы без труда «сыграть» на подобного рода альянсе: «красный» дипломат нагло обхаживает буржуазного индийского журналиста. Но когда он рассказал о своих опасениях Маяку, тот оторвался от еще влажной полосы газеты, жестко сказал: «Главное — это то, что у вас чистая совесть, Раджан. Чьи-то возможные сплетни, даже — допустим печатные? Собака лает, а караван идет».

Примерно о том же думал и Виктор Картенев. Когда он рассказал Бенедиктову о своем желании отправиться в Бхилаи вместе с Раджаном, посол его поддержал. «Судя по его репортажам из Бхилаи, опубликованным в „Индепендент геральд“, господин Раджан-младший — честный человек и объективный журналист. Многое в нашей психологии, в нашем советском характере понять ему трудно, это чувствуется. Здесь вы ему сможете помочь. В свою очередь, он знает на заводе все и всех. Так что поездка обещает быть взаимовыгодной». Завершая разговор, сказал: «Желаю успеха в этой вашей первой самостоятельной командировке. Я напишу два письма — главному инженеру Голдину и доменщику Кириллу. Вам их утром передаст дежурный»…

Прозвучал гудок, недолгий и негромкий. Раджан посмотрел на часы, вопросительно взглянул на Виктора:

— Ты не забыл, что сегодня генеральный директор сразу же после обеденного перерыва ждет нас к себе на ленч?

— Отлично! — воскликнул Виктор. — Ты напомнил мне, что я голоден, как шакал.

Теперь джипы едва ползли между цехами, котлованами, пакгаузами, временными административными домиками. Люди были на самом дне котлованов и на крышах высоченных, недостроенных еще зданий цехов, на стенах, на трубах, на дорогах — повсюду женщины с детьми, примостившимися у них на бедре, подростки с лицами взрослых, мужчины, седые, сгорбленные в 35–40 лет.

«Сыновья небес!» — вспомнил Виктор сказанные как-то Неру слова о тех, кто находится на самой низшей ступеньке социальной лестницы Индии. Бронзовые, черные, коричневые, почти белые, они приехали сюда со всех концов страны, говорили на десятках языков и наречий, поклонялись Христу, Будде, Магомету, мудрым богам и прелестным богиням. Но было, было нечто такое, что единило всех этих людей, столь непохожих, столь разных стройка, завод Бхилаи. Юноши и девушки, а их было много, выделялись среди других задорно блестевшими глазами, белозубыми улыбками, громкими, незатейливыми шутками.

Виктор ехал следом за Раджаном. «Десятки и десятки тысяч, — не переставал удивляться он. — Как же низка должна быть здесь производительность труда. Зато занятость, занятость велика. И пусть заработок ничтожен, она не дает умереть с голоду сотням тысяч людей. А сколько понадобится десятков лет, чтобы обеспечить всем индийцам безбедную жизнь. Но ведь этот завод — ступенька к такой жизни».

Люди несли на головах, везли на тачках, тащили волоком корзины с землей, кули с цементом, доски, бревна, инструменты, трубы, листовое железо, рулоны проволоки, передавали по цепочке, длиною чуть не в милю, кирпичи. И сквозь это людское месиво ухитрялись протискиваться караваны ослов и верблюдов, грузовики, автобусы, нескончаемые товарные составы. В воздухе висел неумолчный гул. Лязг металла, людской говор, крик животных, гудки машин сливались в единый мощный голос стройки. И день и ночь над Бхилаи висело мутно-серое облако дыма, пыли и пара…

Генеральный директор государственной корпорации «Индиа стил лимитед» Рамасингх встретил гостей в вестибюле своего обширного особняка. Окна в нем были плотно закрыты тяжелыми шторами. И хотя обычного шума кондиционеров не было слышно, приятно поражала устойчивая прохлада.

По древнеиндийскому обычаю Рамасингх поднес правую руку ко лбу, склонил голову, развел обе руки широко в стороны: «Все, что есть у меня ваше, гости дорогие!». Тотчас двое слуг подали Виктору и Раджану на маленьких подносах небольшие мохнатые полотенца. Они были такие холодные, словно их только что сняли со льда. «Какое блаженство! — Виктор зажмурился, вытирая голову, руки, шею. — Райская благодать в самом эпицентре убийственной, удушающей, адской жары!»

Рамасингх дважды — слева и справа — обнял Раджана, на мгновение прижался к его лицу одной, затем другой щекой; с Виктором же поздоровался едва заметным кивком. И заспешил в глубь дома, показывая путь.

Из вестибюля они попали в малую гостиную, обставленную изысканной мебелью из розового дерева. В нескольких хрустальных вазах едва тлели ароматические палочки и по комнате плыл сладкий, дурманящий запах. Несколько картин голубели, розовели на стенах бледной окраски. Следующим был «Зимний сад». Здесь не видно было ни стен, ни потолка, ни пола: все затянуто покровом зелени. Причудливые тропические растения, деревья, кустарники. В северной половине сада находился бассейн — десятиметровый квадрат, облицованный голубым, «лунным» мрамором. «Бассейн-то проточный, изумлялся Виктор. — Даром что полон, — вон из разинутого львиного зева над дальней стеной бьет струя». Вслух спросил:

— Почему вы называете этот сад зимним? Разве в Бхилаи бывает зима?

— Нет, конечно, — вежливо улыбнулся хозяин. — Но в нашей пыльной, сухой жаре вся эта пышная зелень моментально увяла бы.

Наконец остановились в главной гостиной, в просторном, полутемном с высоким потолком зале, в котором почти не было мебели. Полы застилали старинной работы ковры со строгими узорами. Повсюду были разбросаны разных размеров подушки, обтянутые цветной кожей и тканями ручной работы. Рамасингх сказал что-то старшему слуге — сухому, мрачному старику в красной феске, с седой козлиной бородкой и пушистыми черными бровями, который тенью скользил за ним. И через мгновение в зал были внесены три широких низких кресла. Слева от каждого из них появился столик с легкими закусками.

Теперь, привыкнув к полумраку, Виктор мог как следует разглядеть хозяина. Сухощавый человек среднего роста. На вид ему можно было дать лет шестьдесят. Темный в белую полоску парижский костюм-тройка. Жидкие волосы, выкрашенные хной, расчесаны на прямой пробор. Ни бороды, ни усов, черты лица мелкие, незначительные. Тем сильнее поражали мощный с глубокой ямкой подбородок и крепкие белые зубы. Бледно-серые, умные, усталые глаза. «Вот он какой, — этот директор…»

— Значит, вы находите, что изменения на заводе значительные? спросил Рамасингх Раджана, принимая бокал с ледяным шербетом из рук старшего слуги.

— Значительны? Они попросту феноменальны! — воскликнул Раджан. — Если подобные темпы сохранятся, пуск первой очереди произойдет точно в соответствии с фантастическим планом русских! — И добавил, обращаясь к Виктору: — Для вас, русских, возможно, это явление обычное. Здесь же неслыханное чудо.

— Я учился в Англии, работал в Америке, бывал подолгу в Японии, спокойно сказал Рамасингх. — Смею вас заверить, таких темпов на Западе не знают.

— Вы в этом доме впервые, не так ли? — продолжал Рамасингх, обращаясь к Раджану. И тут же повернулся к Виктору. Еще год назад на этом месте, где мы сидим, резвились обезьяны, охотились тигры, сотнями гнездились змеи. А теперь…