Читать книгу "Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - Дмитрий Саввин"

К самому Раскину Тарутин поначалу относился скептически (как и большинство российских граждан, живших более или менее нище, олигархов и иже с ними он недолюбливал). Но если б опальный миллионер согласился хоть немного поддержать торейский приход, это стало бы для отца Георгия спасением. И даже давало надежду на основательное повышение котировок в епархиальном мире: с человеком, который держит связь с почти что олигархом, наверняка стали бы считаться и благочинный, и архиерей! И потому он должен был попытаться установить с ним некие (в идеале – дружеские) отношения.

Кроме того, несмотря на скепсис, отец Георгий не мог не отметить того факта, что Раскина многие считают политическим заключенным. Сам бывший политзек и к тому же довольно мягкий и добродушный человек, Тарутин не мог совсем уж не сопереживать новому обитателю ИК-11, оказавшемуся за решеткой пусть и с кучей оговорок, но все-таки «за политику».

Добраться до Раскина оказалось не так-то просто. Желающих повидаться с ним было предостаточно, а время, отведенное для таких свиданий-аудиенций – ограничено. Помог случай. Местное управление исполнения наказаний, следуя общегосударственному тренду на установление тесных контактов с РПЦ МП, стало активно приглашать священников на зоны и в изоляторы – как для общения с заключенными, так и для иных, все больше празднично-протокольных, мероприятий. Приглашали и отца Георгия. И вот, через полтора месяца после прибытия в торейскую ИК Раскина Тарутину позвонил начальник колонии:

– Здравствуйте, отец Георгий! Это Гурулев безпокоит!

– Здравствуйте, Сергей Петрович!

– Отец Георгий! Я что звоню! У нас тут небольшое мероприятие запланировано. Юбилей: шестьдесят пять лет основания колонии!

– Ясно, – кротко, но безо всякого восторга ответил священник (и бывший политзек, имевший довольно ясное представление о героической истории учреждения).

– Так вы это! Мы прошлый раз говорили, чтобы колонию нашу освятить! Вы как, придете?

– Да, конечно… Раз вы просите, то что же… Дело благое. Богоугодное.

– Значит, договорились!

– Да. Сергей Петрович! У меня к вам просьба есть одна.

– Говорите.

– Хотелось бы с Раскиным встретиться…

– С Раскиным? А вам-то он зачем? Он же еврей! – хихикнул полковник.

– Ну как… – растерялся Тарутин.

– Ладно, ладно! Понятно все. Поспособствуем. Но только это…

– Да-да!

– Это если он захочет. Он у нас тут на особом счету. Тут все добровольно. Так что если откажется – то откажется. Тогда ничем помочь не сможем.

Однако Раскин не отказался, и в тот день, когда было намечено «мероприятие» и отец Георгий явился в колонию, чтобы освятить здание администрации, их свидание и состоялось – за полтора часа до «мероприятия» и освящения. Тарутин ожидал увидеть нечто вроде нувориша – бандюка из 90-х, разве, может, несколько более лощеного и к тому же озлобленного на весь мир. Однако когда он зашел в комнату для свиданий, навстречу ему поднялся худой и подтянутый человек в зековской черной робе, ничего общего с архетипическим образом «крутого» не имеющий. Тонкие черты лица, большие глаза, седина, тронувшая уже его волосы и мягкая добрая улыбка – если бы его одеть в джинсы и свитер, получился бы классический интеллигент из ленинградских коммунальных кухонь конца 1980-х годов. И держался он в похожей манере, но, однако, и жесты, и слова его были более изящными и мягкими, чем у большинства таких продвинутых ленинградцев.

– Здравствуйте, отец Георгий! – первым поздоровался он. – Я очень рад, что вы пришли.

Тарутин был несколько удивлен таким началом.

– Здравствуйте, Виктор Иосифович, – чуть смущенно ответил он. – Вот, решил вас навестить… Раз вы не против…

– Я очень рад! – снова повторил Раскин. – Вы понимаете, в моем положении общение всегда важно. Но со священником, с духовным лицом – особенно.

И заметив, что Тарутин чувствует себя неловко, и тут же вычислив, что его смущает, он добавил:

– К сожалению, я человек не слишком церковный. Но себя считаю христианином. И православным.

– Слава Богу! – ответил отец Георгий. – Понимаю, вам очень тяжело пришлось. Вам выпали очень тяжелые испытания. Но Господь никогда не посылает их напрасно…

– Да, именно так! – ответил Раскин. – Потому-то я и хотел с вами встретиться, что священник очень хорошо должен понимать суть моего нынешнего положения.

– Ну, я не только как священник… Я ведь сидел в свое время.

– Вот как? – удивился Раскин. – Простите за вопрос…

Отец Георгий чуть улыбнулся:

– В начале семидесятых. На политзонах в Мордовии четыре года. И потом еще два года административной ссылки в Пермском крае.

– Так вы были политзаключенным?

– Выходит, что так…

– Удивительно! Да, действительно, не без Божиего промысла мы встретились!

Раскин попросил отца Георгия рассказать немного о себе и, главным образом, о том, как он попал на политзоны. Что тот и сделал. А потом уже сам Виктор Иосифович поведал ему вкратце свою историю: как замышляли «идти в политику», как их сначала предостерегали, потом запугивали, как прозвучали последние предупредительные сигналы и как они попали под каток…

– Вы священник, я и хочу быть с вами искренним, – в заключение их беседы сказал Раскин. – Как на исповеди – хотя, конечно, это не исповедь в точном смысле слова. Я не буду вам говорить о том, что все, что мы делали, было абсолютно законно и правильно. Не все, разумеется. Да и не было в начале девяностых годов никаких законов, которые бы определяли в нашем деле, что законно, что нет. Жизнь слишком быстро шла вперед, мы все делали буквально на ходу. В том числе и юридические нормы, и прецеденты. Но ничего такого, чего не делали бы наши конкуренты, чего не делало бы наше государство, мы не совершали. Я вам рассказал, как мы заботились о наших рабочих, о персонале. Скажу откровенно, я этим горжусь – такого, как у нас, ни у кого не было. И если бы не наши планы на участие в выборах, если бы не позиция… Позиция понятно каких лиц… То меня бы здесь не было. Я грешный человек, и я это признаю…

– Все мы грешны… – вставил отец Георгий.

– Но здесь я нахожусь не из-за того, что мы кого-то ограбили или обманули. А совсем по иным причинам. И в этом смысле – в этом смысле – совесть моя чиста.

– Что же, это самое главное… – чуть помолчав, сказал отец Георгий. – А с Божией помощью, годы вашего срока пройдут, и вы освободитесь. Нельзя сказать, что они пролетят, но пройдут… С Божией помощью, вы справитесь…

– Отец Георгий! Время нашего свидания заканчивается. Я вижу, что вы очень… благородный человек. И вы не станете просить у меня сейчас о чем-либо… Но если я могу вам быть чем-то полезным – обращайтесь! Я скажу своему адвокату, и он с вами свяжется.