Читать книгу "Катынь. Ложь, ставшая историей - Иван Чигирин"

Кажется, до изменения подхода в отношении сотрудничества с немцами наши органы безопасности всё же не дошли. Впрочем, расследование Главной военной прокуратуры настолько специфично само по себе (о нём речь впереди), что трудно сказать, кого больше боялись допрашиваемые: КГБ или прокуроров? Хватка-то у них железная. А может статься, всё было ещё проще — зачем пугать, когда нужные показания можно легко добыть с помощью сотни долларов. Но вот когда допрашиваемых начинают уличать и впереди маячит ответственность за лжесвидетельство — тут уже, что называется, своя рубашка дороже баксов…

Ещё один, совершенно изумительный, рассказ опубликовала «Комсомольская правда». Житель Калуги И. Е. Харченко написал в редакцию следующее:

«В первых числах июля 1940 года наша команда из 50 красноармейцев и сержантов прибыла в город Смоленск, где формировался Первый зенитный артполк. Я был назначен комиссаром роты зенитно-пулемётного батальона. Эта должность давала возможность чаще бывать в городе, вести разговоры с жителями Смоленска. Помнится, уже тогда ходили слухи о польских офицерах, привезённых откуда-то из Козельска.

В начале июля 1941 года отделение, которым довелось мне командовать, было задействовано на охране штаба Западного фронта. Штаб располагался тогда в посёлке Гнездово, под Смоленском. В один из дней, когда в районе Ярцево был высажен вражеский десант, штаб и охранявшие его части перебазировались под Вязьму. Тогда я случайно встретил моего знакомого Николая Ляха, служившего в полку НКВД, который мне под большим секретом поведал, что в Гнездово по приказу Тимошенко и Мехлиса были расстреляны в конце июля 1941 года несколько тысяч польских офицеров, а затем была уничтожена и рота из их полка НКВД, участвовавшая в массовой казни. Николай не был участником расстрела поляков и узнал о нём случайно, но никому не рассказывал об этом, опасаясь за свою судьбу. Разумеется, и я об этом никому не говорил».

Однако в реальности товарищ сержант, бывший комиссаром роты и одновременно командиром отделения, попросту «гонит пургу», начитавшись «перестроечной» прессы. То, что его информатор перепутал апрель с июлем — это ещё мелочи. Однако любой солдат полка НКВД, регулярно посещавший политинформации, отлично знал, что ни доблестный командующий войсками Северо-Западного фронта, командарм 1-го ранга Тимошенко, ни начальник Главного политуправления РККА товарищ Мехлис никогда не имели ни малейшего отношения к их ведомству и ничего никому в нём приказать не могли. А уж что касается уничтоженной для обеспечения секретности роты бойцов войск НКВД… Да-да, это мы знаем. Их расстрелял взвод автоматчиков, тех, в свою очередь, порезали из пулемёта, пулемётчиков задавил танк, на танк сбросил бомбу аэроплан, а лётчика застрелил лично Берия. И никаких концов…

Так что с подтверждениями «версии Геббельса» по-прежнему кисло…

Секреты Вяземлага. Удалось установить даже предполагаемую «внутреннюю» нумерацию трёх смоленских лагерей (естественно, с обозначением «ОН» они фигурировали только вне ведомства). В 2004 году Владислав Швед раскопал документы по Вяземлагу. В 1941 году он состоял из 12 лагерных отделений. В девяти из них содержались обычные советские уголовнички, а вот кто сидел ещё в трёх, которые значились в документах как «асфальто-бетонные районы» (Купринский АБР № 10, Смоленский АБР № 9 и Краснинский АБР № 11) — непонятно. Зато места их расположения совпадают с дислокацией трёх лагерей «ОН», упомянутых майором Ветошниковым — которого, кстати, неизвестно почему объявили несуществующим.

Хотя сказать, что майор Ветошников не существовал, можно только в том случае, если удастся перетрясти картотеку НКВД за 1940–1944 годы и честно доложить: в Смоленском УНКВД не значится, временно из другой области не командирован, в центральном аппарате такого не было, в ГУЛАГе не числится… Покажите человека, которому удавалось добыть из ФСБ такие сведения. Просто покажите, чтобы зарисовать иголками в уголках глаз образ того, кто сделал невозможное…

О том, что собака зарыта именно в расположении Вяземлага, косвенно свидетельствует и странная история, приключившаяся с документацией этих лагерей, о которой рассказал Сергей Стрыгин.

«По неизвестной причине в фонде Главного управления аэродромного строительства НКВД в ГАРФе отсутствуют объяснительные записки от начальников трёх лагерных отделений Вяземлага — Смоленского, Купринскогор и Краснинского асфальто-бетонных районов — об обстоятельствах эвакуации летом 1941 года личного состава и техники. По все остальным девяти АБР Вяземлага такие записки есть, а по трём указанным — нет…

Депутатом Государственной Думы РФ В. И. Илюхиным выявлен факт изъятия в 1964 году из хранящихся в Информационном центре УМВД по Пензенской области архивных фондов Вяземского исправительно-трудового лагеря НКВД всех документов, касающихся заключённых, содержавшихся в 1940–1941 годах в Смоленском, Купринском и Краснинском асфальто-бетонных районах Вяземлага. Документы были вывезены из Пензы в Москву; где затерялись. По некоторым данным, вывезенные в 1964 году из Пензы документы о польском контингенте Вяземлага периода 1940–1941 годов были помещены на спецхранение в Центральный государственный архив народного хозяйства СССР (ныне — Российский государственный архив экономики), откуда они были вторично изъяты в 1996 году и направлены на спецхранение в Архив Президента Российской федерации»[160].

Таким же образом из рассекреченного архивного фонда 136-го конвойного батальона войск НКВД были изъяты многие оперативные приказы за 1940–1941 гг., относящиеся как раз к тому времени, когда этот батальон конвоировал польских военнопленных.

Интереснейший документ, кстати, нашёл российский историк Валентин Сахаров. Называется он «Сведения о характере и сроках осуждения заключённых, отконвоированных эшелонными, сквозными и плановыми конвоями частей и соединений конвойных войск НКВД СССР за 2-й квартал 1940 г.». Так вот, при передаче польских военнопленных из Козельского лагеря в распоряжение УНКВД по Смоленской области их охранял 136-й батальон 226-го полка КВ. За 2-й квартал он отконвоировал 10 916 человек, из них осуждённых к разным срокам заключения было 5769 человек (большей частью сроки были до трёх лет — 4300), кроме того — 2512 подследственных и 2635 ссыльных[161].

Обратите внимание: число осужденных на малые сроки практически полностью совпадает с числом отправленных из Козельска военнопленных (4404 человека). Стало быть, их всё-таки осудили. Если говорить о «зеркале Танненберга», то логика здесь простая и прямая, и попадание сразу по двум зайцам. Гитлер мог требовать выдачи военнопленных, но не уголовных преступников, осужденных по советским законам — это раз. Кроме того, советское правительство решало и проблему статуса польских офицеров. Напоминаем: основания считать их военнопленными у нас имелись только в том случае, если СССР признает правительство Сикорского и, соответственно, объявленную им войну. После окончания германо-польской войны считать их интернированными также не было оснований. Учитывая инициативы лондонского правительства, им нельзя было позволить свободно жить на территории СССР, пакт о ненападении не позволял выслать бывших пленных за границу, а выдавать их Гитлеру очень не хотелось. Да, но что с ними делать, когда трёхлетний срок закончится? А ничего, потому что раньше, чем он закончится, начнётся война, перестанет действовать пакт о ненападении, а польские офицеры станут естественными союзниками СССР…