Читать книгу "Момент - Дуглас Кеннеди"

Но чекпойнт «Чарли» давно исчез с карты города. Единственное, что напоминало об этом идеологическом плацдарме, так это знаменитый указатель на западной стороне:

«Вы покидаете американский сектор».

Вся атрибутика «холодной войны» — автоматические ворота, колючая проволока, снайперы, сама Стена — тоже давно сгинула. Уцелел только, как я успел заметить, маленький музей, посвященный чекпойнту «Чарли». А на месте уродливой Стены сияли огнями и гламурной роскошью новенькие офисные кварталы. Граница, разделившая два мира, изменившая весь ход моей жизни…

…стерта с лица земли.

И я только что прошел мимо, как будто ее здесь никогда и не было.

Время хоронит личные драмы. Как и драмы геополитические.

Я вернулся в отель в начале третьего ночи. Меня ожидало сообщение в почтовом ящике компьютера.

«Я сейчас иду в местный бар — „Веберек“ на Пренцлауэр-аллее. Буду там часов до трех… Йохан нес».

Я схватил такси и через десять минут был на месте. «Веберек» сильно смахивал на приют готов — черные стены, тусклое освещение, зажженные свечи с оплывающим воском. Йоханнес сидел за столиком в углу, читал мангу. Перед ним стоял стакан с пивом.

— Выходит, вы тоже страдаете бессонницей, — сказал он, когда я подошел.

— Постоянно. Купить тебе еще пива?

— Почему бы нет?

Я дал знак бармену, чтобы принес два пива.

— Ну, и что не дает вам заснуть? — спросил Йоханнес. — Джетлег? Муки совести?

— Что-то вроде того, да.

— Прочитали мамино письмо?

Я кивнул.

— И?

— Ты хочешь сказать, что не знаешь его содержания?

— Мама запечатала его в конверт дней за пять до своей смерти, просила, чтобы я никогда не вскрывал его, но попытался сделать так, чтобы вы приехали в Берлин и прочитали его здесь. Кажется, оба ее последних желания я выполнил.

— Думаю, да, — тихо произнес я.

— Вы всегда такой страдающий?

Я рассмеялся и сказал:

— Абсолютно.

— Мама часто говорила об этом. Чувство сожаления, оно во всех ваших книгах. Вы как будто все время пытаетесь убежать от себя. Она была вашим самым проницательным критиком, моя мама.

— Да, это так. И я любил ее, как никого и никогда…

Йоханнес жестом остановил меня.

— Не стоит продолжать. Потому что все это я уже слышал. Мама была вашей самой страстной фанаткой. Самым преданным читателем. Вы бы знали, как она взахлеб говорила о ваших книгах. «Знаешь, как блестяще Томас описывает джунгли Коста-Рики?», «Жаль, что он в этой книге так мало рассказывает о своей холодной красавице жене»… Вы как будто все время незримо присутствовали в нашем доме.

— Она знала, что моя жена холодна?

— Ну, так ведь это сквозило в книгах?

— Скоро она станет моей «экс». Мы разводимся.

— А мама только что умерла. Расчет по времени не удался.

Я закусил губу, в глазах закипели слезы.

— Я что-то не так сказал? — спросил он.

— Все нормально, — прошептал я.

— Нет, я же вижу. У вас слезы. Так почему же вы не скажете, что я дерьмо или что-то в этом роде?

— Потому что дерьмо здесь я.

— Нет. Вы — самый печальный человек на свете. Из того, что я слышал, у меня сложилось впечатление, что вы такой давно уже. Если, конечно, я не ошибаюсь.

— Нет, не ошибаешься.

— Значит, я прав. Вы печальный.

— Да, — сказал я.

Йоханнес задумался на мгновение.

— Мама тоже так про вас говорила. Ее это всегда беспокоило. «Он такой умный, такой талантливый, такой красивый. Он должен быть счастлив».

— Я и был счастлив. С ней.

— И тем не менее выбрали печаль.

Его слова хлестнули меня пощечиной. Но я не поморщился. Лишь пожал плечами и сказал:

— Да, таков был мой выбор.

Бармен погнал нас спустя несколько минут, сказав, что сегодня закрывается в три. Когда мы вышли на улицу, Йоханнес предложил мне посмотреть место, где будет его будущий книжный магазин. Мы двинулись на юг, прошли еще один квартал. И остановились у витрины — бывшей парикмахерской, а ныне с вывеской «Сдается в аренду». В помещении было два больших окна, и, насколько я смог разглядеть сквозь грязное стекло, внутри было достаточно просторно для хорошего книжного магазина.

— Напомни мне, сколько они хотят за аренду? — спросил я.

— Тысячу.

— Мне кажется, цена вполне разумная для такого района.

— Да, это очень выгодная сделка. И у меня есть друзья — плотник и маляр, — они могут сделать ремонт по хорошей цене. Конечно, самых больших затрат потребует начинка. Потому что, как я уже говорил, я хочу сделать этот магазин лучшим не только в Берлине, но и во всей Германии.

— И тебе необходимо пятнадцать тысяч, чтобы запустить все это предприятие?

— Если только мне удастся уговорить банк.

— Я дам тебе денег, — сказал я.

Йоханнес недоверчиво покосился на меня.

— Вы что, серьезно? — спросил он.

— Абсолютно.

— Несмотря на то, что я могу прогореть?

— Не прогоришь.

— Почему вы так уверены?

— Потому что у тебя мозги работают.

— Многие в этом городе считают, что эта идея безнадежна именно потому, что она принадлежит мне.

— Я не из их числа.

— Мне не нужна ваша благотворительность.

— Тогда мы не станет называть эти пятнадцать тысяч подарком. Назовем их инвестицией.

— Которую я должен буду возместить с процентами.

— Это было бы замечательно… но не обязательно.

— Это обязательно и не обсуждается.

— Что ж, меня устраивает, — сказал я.

— А у вас действительно есть такие деньги?

— У меня есть кое-какие сбережения.

— Но вас вряд ли можно назвать богатым парнем.

— Позволь мне самому решить вопрос с деньгами.

— Вы это делаете из чувства вины, не так ли?

— Отчасти.

— А еще почему?

— Она бы этого хотела.

Молчание. Йоханнес опустил голову. В его глазах стояли слезы. Он незаметно смахнул их.

— Я скучаю по маме, — наконец произнес он.

— И я точно знаю, как сильно она тебя любила.