Читать книгу "Семь стихий мироздания - Ирина Крупеникова"

Данила безрадостно обвел взглядом залитый солнцем двор и тут обнаружил нежданного визитера: холеный жирный кот, совершенно игнорируя пленника, преспокойно умывался, сидя в тенечке возле сеновала. Гаюнар просветлел. Веревка, стягивающая руки, сплетена из растительных волокон, следовательно, за определенное время кошка своими острыми зубами может ее перегрызть. Помня, как однажды нашел путь к инстинктам мыши, Данила сосредоточился на коте.

Рука Жизни, отделившаяся от хранителя, мягко обвила животное. Кот подскочил, как на пружине, и отчаянно заорал. Ажурная сетка, тщательно оплетаемая новыми и новыми витками с каждым поколением — так представилась Даниле жизнь кошки. Она извивалась и ловко выскальзывала из-под власти Стихии. Гаюнар удвоил усилие. Вторая струя поднялась и устремилась на упрямца. Вольнолюбивый зверь, не в силах сопротивляться жизненной энергии человека, шипя и скалясь, медленно двинулся к столбу. Данила, пытаясь думать в унисон подчиняемому существу, приказал: перегрызи веревки. Кот противился человеку, как мог. Данила, рискуя сам потерять сознание от напряжения и возобновившейся боли в затылке, нажал на его мозг еще раз.

Кот жалобно замяукал, глаза его налились кровью, и он ткнулся в землю. Внемиренец оторопев смотрел на непокоренное существо. Жизнь стремительно покидала тельце животного, и вернуть ее назад уже не было возможности.

Гаюнар в смятении отвернулся. Он, с детства любивший животных, не мог не знать о независимом нраве кошек, о котором испокон веков ходили легенды. Сейчас он не придал этому значения. И Жизнь обернулась смертью.

Полусонное спокойствие деревни было нарушено гулом голосов. Данила насторожился. Он не видел людей — улицу закрывала от него вереница хат — но отчетливо слышал приближение разгневанной толпы.

В знойном безветрии заметался воздух.

— Пэр, ну где же ты? — прошептал Гаюнар.

Толпа показалась из-за угла дома. Впереди шел уже знакомый Даниле дед-ведун, следом двигались воевода и двое воинов, ведущие под руки молоденького паренька. На его лице застыла маска отрешенности, он смотрел и не видел, слышал и не воспринимал, чужие ноги переступали сами по себе. Гаюнар вдруг отчетливо различил над ним черный контур и вспомнил: удар меча пришелся на плечо юноши, но что-то оттолкнуло клинок. Оттолкнуло и осталось внутри человека навсегда. «Кочевник нашел свое место,» — понял Данила.

Гаюнар не ошибся, решив, что целью «делегации» является требование расколдовать молодого ратника. Именно об этом и заговорил воевода, когда толпа остановилась в десятке шагов от столба. Многословную тираду он закончил словами:

— Верни рассудок Вадимира, ведьмак. И тогда позволим мы тебе умереть, как человеку. Иначе ждет тебя страшная смерть!

— Это не справедливо! — крикнул Данила. — За весь день вы мне рта раскрыть не дали. Считаете меня колдуном — на здоровье, но состояние этого парня от меня не зависит, клянусь!

То ли жителям деревни не понравилось слово «клянусь», то ли вообще любая речь ведьмака у них считалась чем-то вроде проклятия, но все как один принялись твердить охранные заклинания.

— Ну, хорошо, хорошо, — Данила поставил себе цель потянуть время. — Развяжите мне руки, и я постараюсь что-нибудь для него сделать.

Трансформация словесных образов проходила в направлении от внемиренца к мирянам значительно медленнее, чем наоборот, поэтому речь Гаюнара поняли не сразу, а поняв, испуганно замотали головами.

— Ты не обхитришь нас, ведьмак, — грозно провозгласил воевода. — Всем известно, что колдуют не руки, а уста и глаза.

Данила не стал настаивать, ибо таким образом мог лишиться и тех немногих минут, предоставленных в его распоряжение. Он чувствовал, что Пэр совсем рядом, однако взрывоопасность обстановки нагнеталась значительно быстрее, чем мчался ветер.

— Ладно. Давайте сюда вашего мальчишку.

— Жизнью ответишь за его жизнь, — предупредил воевода.

Два ратника подвели товарища к столбу.

— Отойдите, — велел им Данила.

Те нерешительно оглянулись на воеводу и, получив одобрение, вернулись к своим.

Гаюнар нервно облизал пересохшие губы. Он понятия не имел, насколько замещенный человек остался ратником Вадимиром, и тем более не знал, что представляет собой Кочевник.

— Так. Посмотри-ка на меня, — в полголоса обратился к нему Данила. — Как твое имя?

— Вадим… Вадимир, — медленно, с огромным усилием ответил ратник.

— Кто ты? Кто ты сейчас?

Молчание.

Гаюнар осторожно, крайне осторожно послал к нему свою Стихию. Черный контур на доли мгновения расширился и почти что сошел на нет. Юноша пошатнулся, в глазах мелькнуло осознание чего-то, никому другому не доступного, и он рухнул будто мертвый.

Люди закричали, кто испуганно, кто гневно. Раздалось отчетливое «убейте его!», и несколько воинов с мечами наголо бросились к «ведьмаку». Но не сделали они и трех шагов, как откуда ни возьмись на двор обрушился ураган. Жесткая стена ветра отсекла людей от Данилы и отбросила прочь. Селяне успели попрятаться по подворотням прежде, чем бушующий воздушный поток вырвался на улицу и помчался по деревне, таща за собой воеводу и нескольких ратников, расшвыривая по палисадникам обезумевших кур, вырывая с корнями мелкие кусты и сдирая с крыш дранку. Спустя минуту на пригорке не осталось никого, кроме привязанного к столбу Данилы, лежащего у его ног юноши и яркого зеленого тумана, обретающего контуры человека.

11 Оливул стоял возле затянутого прозрачной пленкой окна и смотрел на море. Волны подступали к стенам башни, вырастающей подобно магическому колоссу прямо из глубин, и разбивались о ровные шеренги рифов, неусыпно охраняющих тайну ее астральных свиданий. По движению неутомимых водных армад Бер-Росс определил, что океан обнимает башню со всех сторон. Он был пленником на острове, созданном волей и мыслью завоевавшего Мир экзистора.

Впрочем, комната, где Оливул очутился, хоть и не помнил как, на тюремную камеру не походила. Небольшая, но вполне светлая и чистая, она располагалась в верхней части башни, и добрую половину ее занимала широкая кровать с меховыми покрывалам. На этой самой кровати он очнулся четверть часа назад с горячей болью в плече и ощущением мертвого холода возле сердца. Острозубая ведьма, ее господин, юркие ящерки и черная бездна, в которой исчез Донай, вспоминались как ночной кошмар. Стены и предметы то и дело принимались качаться перед глазами, подобно волнам за окном, и ему приходилось призывать на помощь последние силы, чтобы бороться с головокружением.

Сложившееся положение вещей представлялось сейчас настолько скверным, что не хотелось признавать его реальность. Одно радовало Оливула — успешный побег Грег-Гора и Юльки. «Каллист их не догнал, — успокаивал себя Белый князь, стараясь не думать пока о других каверзах Темного Мира. — Серафима поймет, что произошло, когда вернется. Она сенсор, Посредник, она найдет их…» Натужно заскрипели дверные петли. Бер-Росс медленно повернулся лицом к вошедшему. Перед ним стояла зеленоглазая женщина. Легкий румянец на щеках, беспокойные огоньки в подвижных прекрасных глазах — она хотела казаться взволнованной и напуганной. Оливул невозмутимо оглядел трепещущую фигуру, каждую линию которой подчеркивало неимоверно узкое платье с длинным шлейфом, но начинать разговор не собирался. Пауза затянулась, и женщина, не дождавшись вопроса, вынуждена была нарушить ее первой.