Читать книгу "Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками - Диана Гэблдон"

— Они сказали тебе, когда отпускали, почему тебя освободили? — Я старалась говорить спокойно, но мне это не удавалось. Бедро его напряглось под моей рукой, но голос звучал твердо:

— Нет. Разве только то, что это доставляет удовольствие его величеству. — Слово «удовольствие» было произнесено с еле сдерживаемой яростью, из чего следовало, что он и сам догадывался о причине своего освобождения, независимо от того, сообщили ему ее или нет.

Я закусила нижнюю губу, стараясь сосредоточиться и решить, как лучше рассказать ему обо всем.

— Мне рассказала об этом мать Хильдегард. После того, как меня освободили, я сразу же поехал в «Обитель ангелов» и отыскал мать Хильдегард. Она передала мне твое письмо. И все рассказала.

— Да, я ездила, встречалась с королем.

— Я знаю. — Он стиснул мою руку, и по его прерывистому дыханию я поняла, что он с трудом сдерживает гнев.

— Но, Джейми… когда я поехала…

— Боже! — сказал он и, отстранившись от меня, впился в меня взглядом. — Да знаешь ли ты, Клэр, что я… — Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Всю дорогу, пока я ехал в Орвиэто, эта картина стояла у меня перед глазами. Я видел его руки на твоем белом теле, его губы у тебя на шее, а его… его член… нацеленный тебе между бедер… и как потом этот мерзкий обрубок вынырнул из тебя… О Боже, Клэр! Сидя в тюрьме, я думал, что ты умерла, а когда ехал в Испанию, я молил Бога, чтобы так и было!

Костяшки его пальцев, сжимавшие мне руку, побелели, и я почувствовала, как хрустнули мои пальцы. Я вырвала руку:

— Джейми, послушай!

— Нет, я не хочу слушать…

— Да послушай же, черт тебя побери!

Этого эмоционального моего восклицания оказалось достаточно, чтобы заставить Джейми на миг замолчать, а потом сразу же начать рассказывать об аудиенции у короля, о его спальных покоях, о людях в колпаках, о схватке между колдунами и о смерти графа Сент-Жермена.

Постепенно, по мере того как я рассказывала, его багрово-красное лицо обретало нормальный цвет, а ярость сменялась сначала недоумением, а в конце — радостным удивлением.

— Господи Иисусе, — наконец вымолвил он.

— Теперь ты понимаешь, что у тебя на уме были сплошные глупости? — Я была необычайно взволнованна, но старалась говорить спокойно. — Итак, граф мертв. А коль скоро он мертв…

Он кивнул, улыбаясь:

— Все в порядке. Наше дело выгорело.

Я почувствовала огромное облегчение:

— Слава Богу. Ты хочешь сказать, что лекарства хорошо подействовали на Муртага?

— Вовсе нет. Я хочу сказать, что они хорошо подействовали на меня.

Освободившись от страха и гнева, я почувствовала себя обновленной. Запах омытого дождем винограда был терпок и сладок, а благословенное тепло тела Джейми согревало меня, пока он рассказывал мне о пиратстве на море.

— Некоторые люди словно рождены для моря, Саксоночка, — говорил он. — Но боюсь, я к таковым не отношусь.

— Я знаю. Тебя укачивало?

— Ужасно, — уверял он меня.

Возле Орвиэто штормило, и через час стало ясно, что Джейми не сможет выполнить отведенную ему роль в задуманной операции.

— Я ни на что не был способен, только лежал в гамаке и стонал. Вот тогда-то я и решил, что мне тоже следует заболеть оспой.

Он и Муртаг быстро поменялись ролями, и через двадцать четыре часа капитан «Саламандры», к своему ужасу, обнаружил у себя на борту оспу.

Джейми энергично почесал шею, как будто бы снова почувствовал выступившие на ней волдыри.

— Когда они обнаружили у меня «оспу», первым их побуждением было выбросить меня за борт, и надо сказать, что в тот момент я был бы этому только рад. Ты когда-нибудь страдала морской болезнью, Саксоночка?

— Слава Богу, нет, — содрогнулась я при мысли об этом. — А что Муртаг? Надеюсь, он остановил их?

— О да. Он ужасно свирепый, наш Муртаг. Он спал на полу у порога двери, держа руку на эфесе кинжала. И так было всю дорогу до Бильбао.

Оказавшись перед выбором: плыть в Гавр и лишиться всего груза или вернуться в Испанию и там продать вино, капитан предпочел второе.

— Однако он не сразу согласился на эту сделку, — продолжал Джейми, почесывая руку. — Целых полдня он донимал меня, писающего кровью и погибающего от рвоты. Но все же сделка состоялась. Вино и больной оспой были доставлены в Бильбао. И, хотя моча у меня все еще оставалась красной, я быстро шел на поправку. Мы продали вино перекупщику там, в Бильбао. И я немедленно послал Муртага в Париж — вернуть долг месье Дюверни, а затем… я тоже вернулся сюда.

Он посмотрел на свои руки и продолжал:

— Я долго не мог решиться, ехать мне сюда или нет. И решил хорошенько поразмыслить. Я шел от Парижа до Фонтенбло пешком всю дорогу. Или почти всю. Я шел, но потом возвращался назад, и снова шел и возвращался — и так не менее пяти раз. Я клеймил себя дураком и убийцей. И я еще точно не знал, что сделаю, когда встречу тебя. Может быть, убью тебя или себя.

Он вздохнул и посмотрел мне в глаза. В них отражались трепещущие на ветру виноградные листья.

— Я должен был прийти сюда, — просто сказал он. Я ничего не ответила, только накрыла ладонью его руку.

Упавшие виноградины наполняли воздух пьянящим запахом вина. Заходящее солнце проглянуло сквозь перья облаков, и темный силуэт Хьюго на золотистом фоне появился у входа в беседку.

— Простите, мадам. Моя госпожа желает знать, останется ли месье ужинать?

Я взглянула на Джейми. Он сидел спокойно, ожидая моего ответа. Сквозь виноградные листья солнце золотило его волосы, придавая им тигровый окрас, по лицу скользили причудливые тени.

— Думаю, тебе следует остаться. Ты такой худой.

Он взглянул на меня с улыбкой.

— Ты тоже, Саксоночка. — Он поднялся и протянул мне руку. Я приняла ее, и мы вместе отправились ужинать, предоставив листьям винограда и дальше вести свою неторопливую беседу.

Я лежала рядом с Джейми. Его рука покоилась на моем бедре, а сам он крепко спал. Я всматривалась в темноту спальни, слушала мирное дыхание спящего рядом мужа и вдыхала свежий ночной воздух, наполненный запахом глициний.

Кончина графа Сент-Жермена знаменовала конец приема. Как только компания начала расходиться, взволнованно переговариваясь между собой, Людовик взял меня за руку и повел к той самой двери, через которую я вошла несколько минут назад. Красноречивый в нужную минуту, сейчас он не тратил времени впустую. Он подвел меня к дивану, уложил на спину и задрал мне юбки, не дав мне вымолвить ни слова. Он не целовал меня и не требовал этого от меня. Это было частью соглашения, заключенного между нами. Луи был настоящим дельцом, не склонным прощать долги кому бы то ни было. Неважно, представлял ли этот долг какую-нибудь ценность для него или нет. В его приготовлениях часть волнения была заменена страхом. И в самом деле, кто, кроме короля, осмелится заключить в объятия Белую Даму?