Читать книгу "И телом, и душой - Екатерина Владимирова"

— Прости меня! — вырывается гортанный всхлип из глубин его души.

— Не ищи меня, — сказала она вместо ответа. — Я не могу сейчас… — запнулась, помолчала. — Не сейчас!

— Лена, — пробормотал он, чувствуя, что нить, что связала их, вот-вот разорвется. И не желая ее обрывать.

— Прощай, Максим, — произносит она решительно.

— Лена! — звал он ее, а она не могла заставить себя повесить трубку. — Лена, пожалуйста!.. Да что же это?! Не уходи вновь, не исчезай!.. Скажи, где ты! Я приеду за тобой. У нас все теперь будет иначе…

— Не будет, — тихо, но уверенно проговорила она. — Прощай…

— Нет! — выкрикнул он. — Нет, Лена!.. Лена, пожалуйста!..

Но она уже отключилась. Не услышав, не дослушав, устав слушать его.

Он стал отчаянно нажимать на кнопки, выискивая нужный номер. Перезвонил.

— Лена!..

Но на том конце — чужой, посторонний, не свой и не родной женский голос.

— Вы ошиблись номером, — и резкий сбой сигнала.

Он пробует еще раз, и еще, и еще, и еще… До тех пор, пока монотонный голос в телефоне не сообщает ему о том, что абонент выключен или находится вне зоны действия сети. Связь окончательно прерывается.

Он падает, в прямом смысле, падает в кресло, схватившись за волосы и потянув те на себя. Не больно. Ничего уже не больно, после того, что он испытал сейчас. Она была так близко, но вместе с тем так далеко.

Своя чужая женщина…

Он не верил, что услышал ее голос. Снова, казалось, через столетия, услышал, как он звучит. Когда-то ему казалось, что просто услышать ее голос, ему будет достаточно? Нет. Недостаточно. Ему нужно больше, гораздо больше! Видеть, слышать, ощущать ее. Знать, что она принадлежит ему… Нет. Так неправильно! По-прежнему знать, что она любит его. И этого, казалось, ему будет достаточно, чтобы быть счастливым.

Она позвонила, она сама ему позвонила! А он уже думал, что никогда больше… не услышит… ее…

И вдруг, будто гром среди ясного неба, — она позвонила не просто так. Для того чтобы сообщить ему… кое-что. Сообщить и исчезнуть. Снова. Новость, сенсацию, то, о чем он и подумать не мог. Потому что боялся, потому что не представлял, что это возможно для него. После того, первого раза…

Он тогда едва привык к этой мысли — стать отцом. По-настоящему стать отцом, а не просто поставить имя в паспорте в колонке детей. Воспитывать, обучать, следить за тем, как растет, как плачет, как смеется, как сердится, как радуется… Как бежит к тебе навстречу, когда ты приходишь с работы и хныкает, если ты не хочешь утром взять его с собой. И везде, где бы ты не был, — он. Твой ребенок, твой малыш. Повсюду. В мыслях, в действиях, в поступках, в словах… Везде, где есть ты, теперь есть и он. Потому что он — это ты.

Как можно было смириться с этим?

Он станет отцом. По-настоящему, не в шутку. Как тогда, девять лет назад… чуть было не стал.

Но как умерить пыл, как вынуть страх из сердца и из души? Как признаться себе, что ты… боишься?! Ему — тому, кто всегда был лидером, а значит, чурался этих злобных чувств!? Как… полюбить? И не просто сказать, что любишь, слова — ничего не значат, а действительно любить.

Сколько нужно времени на то, что принять, чтобы смириться, чтобы порадоваться?…

Ему понадобилось почти две недели, чтобы успокоиться и свыкнуться с одной лишь мыслью, что у него будет малыш. Как тогда, девять лет назад, чуть не стало… А от воспоминаний опять становилось горько. Не больно, нет, боли не было, но горечь, грусть, печаль — остались и жили в нем все это время, подпитывая страх. Страх о том, что когда-нибудь это может повториться. Причем боязнь именно того, что это может повториться так, как и девять лет назад. И будет больно, грустно, горько, обидно. И страшно!..

Не поэтому ли он так противился, когда Лена просила его о ребенке? Она так настаивала, так желала, а он был против, коротко и ясно давая понять, что не пойдет на это снова, обрубая на корню все ее попытки его уговорить. Он никогда не пошел бы на это. Он был в этом уверен. Не сейчас. Через время, может быть, если бы Лена вернулась, но не сейчас. Это должно было быть обдуманное, взвешенное, рациональное и обоюдное решение. Нельзя было делать все спонтанно, стремительно, наобум. Ему нужно было смириться, привыкнуть, признаться себе в том, что он готов взять на себя такую ответственность, что способен быть отцом кому-то. Но не так… резко, ударом в грудь, обухом топора по голове, до изнеможения и смерти!

Он ощущал себя смертельно раненым сейчас. Не просто в грудь, но в самое сердце!..

Его не спрашивали, его поставили перед фактом!

Черт побери, какое мерзкое, отвратительное ощущение дежавю! Словно это уже где-то было, будто где-то там, в другой жизни, где были другие они. Но все повторилось вновь, как по замкнутому кругу, по часовой стрелке, апатично, меланхолично и центробежно, возвращаясь раз за разом в одну и ту же точку, с которой все начиналось. И как же противно, как неприятно было от чувства этой… пройденности!

Но в том, что случилось сейчас, он никого не винил. Вот в чем была разница! Недоумевал, негодовал, был шокирован, изумлен, раздосадован и немного разочарован, но… не считал сейчас никого ни правым, ни виноватым. Это не вина вовсе. Это был просто факт, неоспоримый, неприглядный и удушающий факт.

У него будет ребенок. У него будет малыш. Он станет отцом.

Он негодовал, сходил с ума, ходил, как в воду опущенный, будто заторможенный. Осознавал, пытаясь привыкнуть к этой мысли, снова негодовал и вновь успокаивался, в задумчивости проводил много часов, просто глядя в окно на то, как снег кружится в воздухе и хлопьями падает на землю.

Стал ловить себя на мысли, что все чаще смотрит на детские площадки. Выглядывает во двор, чтобы увидеть, как дети резвятся в снегу, играя в снежки. Все, будто сговорившись, нарочно подбрасывали ему почву для размышлений и навязчивых мыслей. И он невольно все чаще и чаще стал им поддаваться.

И везде — дети. Куда бы он ни шел. На стоянке, на лавочке в сквере, на пешеходном переходе, около магазина, во дворе, на таблоидах вдоль дорог, на витринах магазина — детские игрушки.

И Максим стал постепенно осознавать, что среди вот таких же улыбающихся ребят, может быть и его малыш! У него могут быть его волосы, или глаза такого же, как у него цвета, он будет забавно дрыгать ножками, если он посадит его на плечи. Так же, как дрыгают ножками те дети, которых он видел на плечах папаш, гуляющих в парке. Он может держать его за руку или катать в коляске, а малыш будет тянуть к нему ручонки, зная, где ему будет комфортнее и уютнее. И он бы смирился, подхватил его руки…

Почему это уже не стало казаться ему столь ужасным?… Что изменилось? Или что изменило его?… Он стал иначе смотреть на это, под другим углом?… Или просто иначе? Но так не бывает!.. Или бывает?… Да и не так это ужасно — быть отцом, иметь своего ребенка! Ведь он уже однажды свыкся с этой мыслью, свыкся настолько, что едва не умер от боли, когда потерял его! Разве не может это повториться вновь?… Через страх, недоверие, ошибки, боязнь!? Неужели он не справится с этим?… Он — сильный, волевой мужчина!..