Читать книгу "Dominium Mundi. Властитель мира - Франсуа Баранже"

Внезапно почувствовав себя абсолютно обессиленным, Танкред опустил голову и ссутулился:

– Теперь я не знаю, что и думать. А если это моя гордыня заставила меня в тот момент увидеть все в таком свете? А что, если я мог бы избежать кровавой бойни?

Поняв, что его снова затягивает пагубная спираль самоуничижения, Клоринда решила, что пора действовать, пока он окончательно не потерял веру в себя.

Она повернулась к нему и заговорила самым властным своим тоном:

– Танкред Тарентский, послушайте меня. Признаю, что Господь послал вам суровое испытание. Однако Он не сразил вас. Возможно, Его промысел в отношении вас сегодня еще кажется неясным, но я знаю, что вам предстоит свершить великие дела в этой жизни, можете мне поверить!

Он неуверенно улыбнулся.

Хотя сегодняшний день стал одним из худших в его жизни, он чувствовал, что Клоринда действует на него именно так, как он надеялся, когда позвонил ей после полудня. Не то чтобы он пришел в полную норму, но чувствовал себя явно лучше. В некотором смысле ей удалось невозможное: разогнать сгущавшиеся со вчерашнего дня тяжелые тучи, чтобы сквозь них смог наконец пробиться луч света. Гроза еще громыхала, но на горизонте уже становилось светлее. Танкред размышлял, кто еще сумел бы сотворить с ним такое. Внезапно вся его любовь к ней вспыхнула и хлынула по венам раскаленным потоком.

– Я не знаю, что сказать… – удалось ему выговорить. – Вы… чудесная.

Она расхохоталась, потом ухватила его за воротник. И все с той же ободряющей улыбкой медленно притянула к себе:

– Мне кажется, это неплохо для того, кто не знает, что сказать.

Несмотря на то, как завораживающе действовало на его обострившиеся чувства лицо амазонки, Танкред невольно отметил, с какой силой она притягивает его к себе. Когда их губы соприкоснулись, он с затуманенным сознанием и рвущимся из груди сердцем ощутил электрический удар. Воспоминание об их первом поцелуе никуда не делось, но оно не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. Сознавая, как хрупок этот момент, он отдался ему целиком, смакуя мельчайшую подробность, наслаждаясь охватившим его сладким оцепенением и боясь спугнуть его, пока оно не поглотило его целиком.

Дождь прекратился несколько минут назад, и отовсюду поднимались запахи влажной земли и свежей травы. Темноту ночи нарушало только мерцание звезд, разбросанных по своду спокойного безмятежного купола, когда двое влюбленных опускались между корней на теплую траву.

* * *

13 сентября 2205 ОВ

Путешествие «Святого Михаила» подходило к концу. Еще три недели – и гигантский межзвездный корабль выйдет наконец на орбиту Акии, второй планеты главной звезды системы альфа Центавра. Недавно произошло важное событие – инверсия толчка, что должно было позволить кораблю постепенно сбросить скорость, пока он не займет свою конечную орбитальную позицию.

Цель крестового похода, на протяжении всего перелета казавшаяся людям далекой и смутной, теперь приобретала вполне конкретные формы огромного центаврийского солнца и двух его звездных сестер. Уже много дней новое светило сверкало во всех обзорных иллюминаторах, вынуждая Нод-2 постоянно поддерживать поляризующие фильтры в активном состоянии.

Альфа Центавра А была самой большой звездой системы, а также единственной, имеющей свое планетарное окружение. Меньшая по размерам и лишенная своих планет альфа Центавра В на данный момент находилась в афелии[94] своей орбиты вокруг центрального солнца. Ей потребуется около сорока лет, чтобы оказаться в ближайшей от сестры точке, и еще сорок, чтобы завершить круг. И наконец забытое дитя этой звездной семейки – альфа Центавра С, красный карлик с такой маленькой звездной величиной[95], что с Земли она была невидима невооруженным глазом, несмотря на свой статус самой близкой к нашей планете звезды. Если смотреть с корабля, то она не могла и соперничать с сиянием планеты атамидов, чей уже различимый диск постоянно рос за стеклами иллюминаторов.

Конец путешествия приближался, а дни, казалось, растягивались и все медленнее текли в умах людей, чье возбуждение – как и опасения – росло в обратной пропорции. Все разговоры теперь крутились только вокруг высадки или первых намечавшихся сражений, порождая еще бо́льшую нервозность, пронизывающую все социальные слои и все иерархические уровни армии, как будто «Святой Михаил» превратился в огромное горячечное животное, сотрясаемое невротическими спазмами.

Хотя тренировки и учения были значительно сокращены, чтобы у солдат не появилось одержимости собственной подготовкой, многие из них часами просиживали над учебными пособиями и инструкциями, маниакально штудируя все, что только было написано по поводу различных этапов высадки.

Танкреда это возбуждение не коснулось.

Трагический день его разжалования миновал уже две недели назад. Две недели, в течение которых ему пришлось терпеть взгляды окружающих, работая с собственным подразделением в новом звании младшего лейтенанта. Тем не менее перемена его статуса была воспринята подчиненными куда лучше, чем он опасался. Большинство из них даже выразили поддержку, которая согрела ему сердце, засвидетельствовав тем самым, что для них намного важнее его человеческие – и командирские – качества, нежели юридические разборки. Однако несколько человек подали прошения о переводе в другие подразделения, и Танкред не стал возражать, особенно когда речь зашла об Арделионе и его приспешниках. Они вступили в Legio Sancta.

Чтобы забыть о произошедшем – а главное, чтобы забыли о нем самом, – Танкред полностью погрузился в подготовку своего подразделения, стараясь уделять такое же внимание, что и раньше, тактическим тренировкам и спортивным упражнениям. Сосредоточившись до полного изнеможения на физических нагрузках, он обеспечивал себе к вечеру глубокую и здоровую усталость, что позволяло ему обрести подобие умиротворения. Таким образом меньше чем за месяц до прибытия на Акию он достаточно овладел собой, чтобы вновь обрести уверенность в том, что он контролирует течение своей жизни.

В соответствии с принятым решением он прекратил общение с Альбериком и другими бесшипниками Сети, – впрочем, ни один из них и не искал с ним встреч. Даже Льето отчасти поплатился за этот глобальный пересмотр жизненных установок. Танкред предпочел держать некоторую дистанцию между собой и молодым фламандцем, слишком тесно связанным с трагическими событиями, повлекшими за собой его опалу. Они по-прежнему общались, но теперь уже не так тесно.

Танкред подозревал, что друг переживает, но для него самого это было вопросом выживания: именно стремление восстановить справедливость в отношении Льето и стало главной причиной его падения, и каждый раз, когда они виделись или разговаривали, старые раны открывались вновь. Если Льето и страдал, он никак этого не показывал и даже с обезоруживающим пылом продолжал поддерживать своего лейтенанта.