Читать книгу "Лето у моря - Анжелика Бронская"

— Нет, — уверенно сказала я, — точно не называла. А какое это имеет значение?

— Огромное. Понимаешь, когда в отеле я представился Миранде, она сразу спросила про мой фотоаппарат. А этого никак не могло быть. Если бы она знала мое имя от тебя, то тогда еще можно предположить, что Миранда просто сопоставила: Лекс — тот самый фотограф, о котором говорила ей подруга. Но ты не говорила. Остается одно: она видела меня еще где-то, но с фотоаппаратом, поэтому у нее и вырвалось это так некстати. А где она, скажите на милость, могла меня видеть, если приехала вечером перед нашим знакомством?

— В бухте, когда изображала Николь, — закончил комиссар.

— Правильно. И нигде больше.

— Смотрите, какой умный, — насмешливо сказала Миранда. — Так вы меня вычислили по одной этой фразе?

— К счастью, нет, — ответил ей Перрен, не обращая внимания на тон. — В нашем распоряжении имеются прекрасные фотографии, сделанные Лексом в той самой бухте, в тот самый миг, когда мистер и миссис Эштон отплывали на яхте.

— Я успел сделать пару снимков, — вставил слово Лекс, — получилось неплохо. Скоро сами убедитесь!

Миранда посмотрела на него с таким бешенством, что даже я испугалась. А Перрен невозмутимо продолжал:

— Кроме того, ваш супруг уже задержан и дал признательные показания, полностью изобличающие вас, мадам. Также у нас имеются записи телефонных разговоров супругов Эштон, из которых все становится предельно понятным. Да-да, ваш телефон, мадам, прослушивался.

— Сволочи, — с тихой яростью сказала моя бывшая подруга. — Какие же вы…

— Прошу вас, держите себя в руках, к вашему букету статей не хватало еще оскорблений представителя власти при исполнении… Ну что, можем уводить? — Перрен вопросительно посмотрел на бабушку.

Она молча кивнула.

— Письмо и свидетельство о рождении я изымаю в вашем присутствии, — комиссар забрал бумаги со стола. — Они будут приобщены к материалам дела, так как доказывают мотив совершенных Эштонами преступлений. Лекс, я свяжусь со всеми вами на днях, чтобы вы подъехали в управление и подписали свои показания. Пройдемте, мадам.

Миранда величественно встала и, демонстративно сложив руки за спиной, пошла к выходу из зала. Мы все смотрели ей вслед. Перрен открыл перед ней дверь, и в этот момент Миранда обернулась:

— Прощай, сестренка! — сказала она, глядя прямо на меня, и у нее впервые дрогнул голос. — Я ни о чем не жалею, правда. Жаль, что у нас с Патриком не получилось, очень жаль. Думаю, что план сам по себе был идеальным, согласись. Просто нам немножко не повезло… Но, по крайней мере, я явила тебе твоего Александра, не так ли?

Она подмигнула мне и вышла. Перрен аккуратно закрыл за ними дверь.

— Не смей! — грозно сказала мне бабушка, увидев, что я снова собираюсь разрыдаться. — Ты Леруа, а женщины семьи Леруа никогда не плачут, забыла?

— Поехали отсюда, — тихо попросила я. — У меня дико болит голова…

— Мадам Изабель, — впервые подал голос Пьер, до этого хранивший молчание, — там внизу полно журналистов. Надо бы выступить с заявлением.

— Ты в своем уме? — удивленно спросила бабушка. — Посмотри, в каком я виде! Ни за что. Иди-ка к ним сам и сообщи, что скоро я дам открытую пресс-конференцию, на которой отвечу на все их вопросы. А мы пока смоемся через служебный вход… Вперед!

Пьер поспешил выполнять ее распоряжение, а мы с Лек-сом и Николя спустились тем же путем и незаметно сели в машину.

— Куда едем? — спросил Лекс.

— Ты очень устал? — поинтересовалась бабуля.

— Смотря, что вы хотите предложить, — улыбнулся он.

— Я хочу домой, — заявила бабушка. — И мне было бы весьма приятно, если бы ты отвез нас в Сен-Дени и остался на пару дней. Не возражаешь?

— Буду рад, — коротко ответил Лекс и нажал на газ.

Когда мы подъезжали к дому, я тихо спросила у бабушки:

— Почему ты не рассказала мне тогда?

— О чем, милая?

— О том, что мой… то есть Жан Робер приходил к тебе с маленькой Мирандой. О том, что ты отдала ее в приют…

— Не посчитала нужным, — отрезала бабуля, — да и сейчас не считаю. В конце концов, что бы это изменило? Пути Господни действительно неисповедимы: вы с Мирандой удивительным образом встретились и все детство провели бок о бок…

— Но если бы ты поступила иначе…

— Иначе? — бабушка пристально посмотрела на меня. — Что ты хочешь этим сказать? По-твоему, я должна была оставить ее у нас, да?

— Не знаю…

— А я знаю! — крикнула бабушка, стукнув кулаком по сиденью. — С какой стати я должна была оставлять ее?! Запомни, Николь: кроме тебя, своей кровинки, я никому больше ничего не должна! А тем более этому подонку, который украл у меня дочь!

— Бабушка, я тебя ни в чем не виню, — испуганно сказала я. — Не расстраивайся, пожалуйста!

— Я не расстраиваюсь, милая, я злюсь: неужели ты чувствуешь себя несчастной из-за того, что я лишила тебя сестры? Ведь сама судьба тебе ее вернула, не так ли? И чем все закончилось?

— Простите, что вмешиваюсь, — деликатно произнес Лекс, — но ты, Николь, все равно уже ничего не изменишь. А осуждать бабушку не имеешь никакого права, уж извини меня за резкость. Из письма твоего… отца… четко следует, что ради денег он не только бросил свою законную жену, ребенка, но и погубил жизнь твоей мамы. А еще отказался от тебя. И от Миранды, кстати, тоже. Видите ли, тяжело ему было! Чушь полная. Слабак он, слабак и лентяй. Люди и в войну как-то справлялись, выживали с детьми на руках, все могли. А этот просто не захотел. И никогда не упрекай бабушку, поняла? Она и так слишком много сделала для твоей распрекрасной Миранды.

— Спасибо, милый, — растроганно сказала бабуля.

Я крепко обняла ее:

— Прости, бабушка. Я все понимаю, Лекс абсолютно прав. И я очень тебя люблю!

— И я тебя, детка…

Больше мы к этому разговору не возвращались. Никогда.

Потом была встреча с рыдающей Софи и чувство невыразимого облегчения от того, что я наконец-то снова оказалась дома, что больше не надо ни от кого прятаться, ничего бояться, что весь этот кошмар позади. Но все же оставалось что-то, не дающее мне до конца ощутить эту радость, что-то, терзающее меня изнутри, заставляющее сердце сжиматься от невыносимой боли и тихо плакать, уткнувшись в подушку. У этого что-то было одно имя — Миранда.

В свою первую ночь после возвращения в родной дом я совершенно не могла уснуть: плакала, бродила по комнате и вспоминала. Вспоминала наше знакомство, когда деревенские мальчишки до смерти напугали меня. Как Миранда храбро дала им отпор. Какими неразлучными подругами мы стали. Годы в пансионе, наши секреты, девичьи тайны, которыми мы шепотом делились в женской спальне по ночам, мой побег к ней на день рождения, Рождество в замке, прогулки по лесу, поездки верхом. Сколько их было, этих счастливых дней! Когда же все это оборвалось? В какой момент моя Миранда превратилась в монстра? И как мы не заметили этих перемен? Мне было больно, очень больно узнать о предательстве той, которую я любила всем сердцем и которую считала своей сестрой… Боже мой, а ведь она и в самом деле была ею! В ту ночь я прорыдала до рассвета, прощаясь со своим детством, с одной милой и самой прекрасной девушкой на свете, которая однажды сказала мне: «Запомни, Николь: никто никогда не сможет тебя обидеть, если ты сама этого не позволишь…».