Читать книгу "О бедной сиротке замолвите слово - Карина Демина"

Про странных морских созданий, чьи свойства лишь познаются…

Про…

Он говорил, а я смотрела и понимала, что не смогу взять и отпустить его. И да, быть может, мы отправимся к следу этой самой неизвестной богини. Или к менталисту. Или еще куда-нибудь, где, если повезет, я найду ответ и тогда, наверное, успокоюсь.

Иначе какой во всем этом смысл?

Эпилог

Пески здесь не были белыми, скорее уж имели оттенок слоновой кости, который при соприкосновении с водой менялся, насыщаясь всеми оттенками розового. И сама вода, какая-то очень уж плотная, слюдяная, казалась мне ненастоящей.

Весь этот мирок…

Черные черточки лодок. Черные тела ныряльщиков, которые уходили вниз без всплеска и так же беззвучно появлялись. Черные уродливые ветки кораллов или шары колючника, которые складывались в специальные корзины.

Запах корицы.

Тимьяна.

Ветер, летящий над водой, но не оставляющий на поверхности ее ни складки.

– Зачем мы здесь? – проворчала я, трогая странную воду пальцем. И пусть Малкольм утверждает, что она совершенно безопасна, я все равно не верю.

Не ему – воде.

Темной.

Тяжелой.

Она тянется за моими пальцами, провисает тончайшими нитями, будто не желая отпускать.

– Затем, что я тебе обещал…

– Так это когда было…

Пять лет.

Что такое пять лет? Пролетели и…

Дом.

Помню Землю. Душное лето. Пыль, асфальт и бензин. Софка на лавочке расселась, лавочку всю заняв… она дышала ртом и обмахивалась бумажным веером, а на соломенной белой шляпке трепетали бумажные цветы.

– Явилась, – сказала она мне, и все три подбородка меленько затряслись. – Ни стыда ни совести… хотя чего от тебя ждать…

Подъезд. Резкий запах краски и кошек. И еще, кажется, дыма. Малкольм изо всех сил старается не морщиться, но выходит не очень.

– Может, на улице подождешь?

Софка ему про меня все расскажет, начиная с лет младых… заодно просветит, какая я стерва, тварь и потаскуха, а то ишь, вбил в голову, что жениться на мне должен…

Бестолочь рыжая.

Бестолочь качает головой.

А дверь в квартиру открыта. И стоит толкнуть, как в нос ударяет такая вонь, что и я отступаю.

– Может…

– Ты сходи. – Малкольм разворачивает меня к лестнице. – А я сейчас бригаду вызову… тебе что-то из дому взять надо?

Нет.

И главное, я подчиняюсь, хотя, видят боги, я в жизни никому не подчинялась. Но тут… колени дрожат, и руки тоже, и кажется, я сама развалюсь на части.

Я не помню, как спустилась.

И оказалась на лавочке рядом с Софкой.

– Квартирку бабкину она того… уж месяц как продала, – Софка заговорила первой. – Ты-то как пропала, так и понеслось… ходила, побиралась… наши подкармливали… участковый в больничку определил, только кто ж ее там долго держать станет? Она-то на третий день и сорвалась…

Не хочу думать.

Я не виновата.

Или виновата?

Я держала ее… как умела, так и держала… ладно, толку-то думать о том, что было…

Белый фургон без опознавательных знаков припарковался у подъезда. Из фургона выбрались трое ребят в белых халатах, наброшенных поверх цивильной одежды.

– Забираешь, значит?

– Забираю.

– Думаешь, получится подлечить?

Я вздохнула.

Попробую. Здесь я вряд ли что-то смогу сделать, а вот там… там у них свои методы, и от зависимости избавляют… есть ведь не только чистка организма, но и ментальное, мать его, внушение. Только почему-то все равно было страшно.

Что внушишь человеку, от которого осталась лишь оболочка?

– Жених твой?

– Вроде того, – странно, но Софкино любопытство не внушало отвращения. Я поднялась. – Бывайте… не знаю, появлюсь ли я еще…

– Переезжаешь?

– Да.

– За границу?

– Вроде того…

– Ох и вредная ж ты, Маргарита, девка… никакого уважения к старшим, – укоризненно произнесла Софка и, взмахнув веером, велела: – Иди уж… и постарайся не просрать свою жизнь, как твоя бестолковая мамаша…

Постараюсь.

Что уж тут…

Год.

И тихое заведение, более похожее на санаторий. Любезные целители, курсы детоксикации, курсы восстановления, счета, которые, слава всем богам, я могла оплачивать.

Встречи.

Она молчит.

И я молчу. Мы пьем чай и глядим в окно, на треклятую зеленую лужайку, по которой бегают декоративные кролики… Кроликов много, и я считаю их, чтобы хоть как-то убить время.

Отец мрачен.

Он вообще отказывается встречаться со мной, чему я несказанно рада…

Дворец.

Сестрица, которая щебечет безумной пташкой. А я не ощущаю в себе и привязанности, не то что любви к этой девочке. Впрочем, ей неплохо.

У нее редкий дар предвидения.

И ценная кровь.

Ее судьба отчасти предопределена, но, кажется, понимая это, Агнесс не печалится.

– Вот увидишь, – она берет меня за руки и смотрит в душу черными глазами. – Все еще будет хорошо.

А я соглашаюсь.

С безумцами не спорят.

И год.

Выпускной Малкольма, на который мы идем вдвоем, хотя я все еще отказываюсь принять обручальное кольцо. Это упрямство его раздражает, а я… я даже не могу толком его объяснить.

Просто…

Так надо, как сказала бы Агнесс. И я повторяю ее слова… мне нужно время.

А он уезжает на границу. Практика.

И да, так надо…

Письма.

Ожидание.

И острое желание кого-нибудь убить. Спасают клиника, и работа, и треклятый дар, все еще живущий собственной жизнью…

Свадьба Айзека. И он выглядит вполне счастливым, что уж говорить об Арине. Она не признается в своей любви: в высшем свете не принято любить мужа, но по ней и без слов заметно. Во всяком случае, мне…

Рай…

Он тоже женат, и я даже знаю на ком, но молчу. Мы обходим друг друга стороной, соблюдая странный ритуал. А в конце вечера он подходит ко мне и говорит:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – отвечаю я, и на этом разговор завершается…

Год.