Читать книгу "Подземная канцелярия - Сергей Мусаниф"

— Значит, пришло время изменить правила игры.

— Не в твоих силах сделать это.

— Хочешь посмотреть? — зловеще спросил ангел. — Тогда отойди в сторонку и не мешай мне разделаться с этим смертным.

— Я не могу тебе этого позволить, — сказал Скагс.

— Ты собираешься защищать этого смертного? — спросил Азраель.

— Нет, — сказал Скагс. — Я не собираюсь защищать этого смертного. Но я буду защищать его право на выбор и вместе с тем право на выбор всех смертных этого мира.

— Дадим же ему последнее слово, — сказал Азраель. — Итак, мальчик, перед тобой две бумаги, и ты знаешь последствия любого твоего хода. Какую ты подпишешь?

— Никакую, — сказал я.

— Почему? — Этот изумленный вопрос они задали дуэтом.

— Потому что это неправильно, — сказал я. — Вы говорите, что жизнь — это игра, и я склонен с вами согласиться. Но какой смысл продолжать игру, зная, что результат предопределен? К чему жить, если заранее знаешь, что будет потом?

— В этой игре нет смысла, — сказал Азраель. — Есть только правила.

— К черту ваши правила и вас обоих, — сказал я с решительностью, которой от себя не ожидал.

И приготовился принять неминуемую смерть. Думаю, что своим отказом я разозлил и демона, доселе довольно миролюбивого, а ангел и так не пылал ко мне братскими чувствами с самого начала.

* * *

Архив Подземной Канцелярии

Мемуары демона Скагса

Запись три тысячи пятьсот пятая

Когда Гоша отказался от подписания обоих договоров, я понял, что стычки с Азраелем не избежать.

Вот здесь я хочу, чтобы вы поняли меня правильно.

Мне не нравился этот Гоша. Он был Разрушителем и знал об этом, однако отказывался делать следующий по логике вещей ход. Он знал, что своим отказом он подписывает смертный приговор себе, возможно, мне, а возможно, и всему миру, однако он это сделал. У него было право выбора, и он выбрал.

Но иногда я думаю, что он поступил правильно. Право выбора, на которое покушался Азраель, было даровано смертным с самого начала, и, если отнять его у смертных, апокалипсис мог свершиться в ту же секунду. Потому что никому не позволено покушаться на подарки Сами Знаете Кого.

Право выбора и душа — это то, что отличает смертных от прочих обитателей обоих миров. Азраель покушался и на то, и на другое, а подобные действия безнаказанными для мироздания пройти просто не могли.

Не думаю, чтобы Гоша понимал это в тот момент, когда отверг оба сделанных ему предложения.

Если бы он подписал договор со мной, он предал бы себя. Он не подписал ничего — и поставил под угрозу весь мир. Но в этом случае у нас еще был шанс — мизерный, но шанс — уладить ситуацию без Армагеддона.

А вот если бы он подписал договор с Азраелем, воспротивившимся воле своего начальства и бросившим ему вызов, апокалипсис был бы неминуем в ту же минуту.

Или если бы Азраель его убил. Потому что ангел не может убить смертного, не признанного грешником, а Гошу грешником при жизни никто не признавал. Нарушение любого закона мироздания ведет к апокалипсису. Это я сейчас так думаю.

Тогда подумать я просто не успел. Передо мной был разъяренный ангел мщения с огненным мечом в руке. Не самое подходящее время для теологических изысканий.

Но Гошу надо было спасать, спасать любой ценой. Иначе всему миру хана. А для продолжения нормальной жизнедеятельности Гошиного организма в этом помещении был один явно лишний ангел с мечом.

Поэтому я бросил топор, точнее, не бросил, а выпустил из рук и позволил ему упасть, а сам прыгнул на заносящего меч Азраеля, нырнул под удар, схватил ангела поперек туловища и выкинул в окно.

Там он и остался. Три взмаха крыльями вернули его на высоту нашего этажа.

С каждым взмахом Азраель увеличивался в размерах, словно не крыльями махал, а невидимым насосом себя накачивал. И остановился он, только достигнув размеров пятиэтажного дома.

И это все на улице, в разгар рабочего дня.

Естественно, смертные не могли сего факта не заметить, а заметив, не могли не отреагировать. И отреагировали они совершенно правильным образом, лучшим, какой можно было придумать в тот момент. Примерно так же люди в Нью-Йорке реагировали на приплывшую в их город Годзиллу.

То есть они побросали все свои дела, машины и жилища и бросились врассыпную. Кто молча, кто с визгом. А умнее тут и придумать ничего нельзя.

Я высунулся в окно.

— Слышь, — сказал я, — я так понимаю, что ты настроен подраться?

— Да! — прогремел он.

— Никогда ничего не имел против хорошей драки, — сказал я. — Но ведь для дуэли есть свои правила. Прими свой нормальный размер, выйдем в другое измерение и изметелим друг друга до потери пульса.

— Здесь и сейчас.

— Ты отдаешь себе отчет, что, если мы с тобой схлестнемся в мире, да еще и в боевых воплощениях, погибнет куча смертных?

— Они умрут, а Суд определит, кто был праведен, а кто грешен, — сказал он. — Мне нет до них никакого дела!

Вот так вот. Если у нас теперь ангелы так рассуждают, то я уж совсем в этой жизни ничего не понимаю. Но выбора не было, поэтому я поднял с пола свой топор и вылетел Азраелю навстречу, по ходу принимая свой боевой облик, который когда-то обращал в бегство целые армии.

Давненько я этим не занимался, но такие навыки никогда полностью не исчезают. И когда мы сравнялись в размерах с разбушевавшимся ангелом, я уже точно помнил, как, что и когда следует делать.

Перевести бой в иное измерение, специально для таких боев предназначенное, у меня никакой возможности не было. Чтобы минимизировать урон среди смертных, мне следовало вернуть Азраелю его нормальные размеры. Было у меня для этого случая соответствующее заклятие, но для того, чтобы оно вступило в силу, ангельская кровь должна была смочить лезвие моего топора.

Азраель начал махать крыльями, как налетевший на огонь свечи мотылек, и резко ушел вверх. Я отправился за ним, но не столь быстро. Мне, старому демону, торопиться некуда. Пусть нападает, когда сочтет нужным.

Он выбрал идеальную позицию, зайдя со стороны солнца. Белоснежный ангел на фоне ясного неба, да еще и заходящий с солнечной стороны, практически не виден, так что я едва не прозевал момент атаки.

На высоте пяти километров он атаковал. Этакое белоснежное ослепительное летящее копье с огненным мечом на острие. Он сложил крылья за спиной и пикировал прямо на меня. Я взмахнул левым крылом, предпринимая маневр уклонения, и выставил вперед свой топор. Он успел изменить траекторию своего полета в последний момент, и оружие наше скрестилось с оглушительным треском, от которого у смертных должны были полопаться барабанные перепонки. Отдача от удара еще долго звенела в моих руках. Такое впечатление, что я со всей силы вломил по скале.