Читать книгу "Император Юлиан - Гор Видал"

На заре, к моему изумлению, мы заняли прибрежную полосу.

На следующий день мы с Максимом, а также жрецами и прочими людишками робкого десятка, устроившись поудобнее на берегу, наблюдали, как в театре, битву при Ктезифоне. Когда мы пожаловались на жару, нам принесли зонтики и вино. Словом, философам еще ни разу не удавалось с таким комфортом наблюдать великую битву между двумя империями.

Я сидел между Максимом и этруском Мастарой. Анатолия с нами не было: в тот день он предпочел храбро сражаться плечом к плечу с императором, хотя придворному совсем не обязательно сражаться. Его приготовления к бою стали мишенью наших бесконечных насмешек, особенно когда он попытался придать своему безнадежно добродушному лицу приличествующее случаю волевое выражение.

- Столько лет в коннице, - бросил нам Анатолий и небрежно подал конюху знак привести лошадь; при этом его круглый животик заколыхался под плохо пригнанными доспехами. Анатолий лихо вскочил в седло… и, перевалившись через коня, грохнулся на землю с другой стороны. У нас, чернильных душ, стремительность нашего собрата вызвала гомерический хохот, но Анатолий был непоколебим и поскакал во весь опор за своим государем в гущу битвы.

Сперва расположение войск было видно как на ладони. Персы выстроились полумесяцем между стенами Ктезифона и Евфратом. В авангарде у них стояла конница, затем пехота и, наконец, у самой городской стены возвышались, как цепь серых холмов, сто слонов. У каждого из них на спине была железная башенка, в которой сидели лучники.

Персидские конники носят очень удобные доспехи, состоящие из сотен соединенных особым образом маленьких железных пластинок, которые не только защищают все тело, но в то же время и не стесняют движений, поскольку облегают человека, как хламида. Их кони прикрыты от стрел кожаными попонами. Короче говоря, персидская конница в руках искусного полководца способна на многое, но, к счастью для нас, у персов в то время не было сколько-нибудь способных полководцев. Кроме того, в отличие от нашей постоянной армии, персидская представляет собой беспорядочную орду из рекрутов, наемников, вельмож и рабов, а в кризисные моменты на военную службу зачисляют всех способных носить оружие - вряд ли такую систему можно назвать удачной.

По пятам за конницей шла сомкнутым строем персидская пехота, прикрывшись обтянутыми сыромятной кожей плетеными прямоугольными щитами. В арьергарде между слонами находился сам великий визирь, а с городской башни битву наблюдали персидский царь и его придворные - точь-в-точь как мы, философы, сидевшие на складных стульях на этом берегу. Шапур был далеко, и нам его было не разглядеть, хотя Максим, разумеется, уверял, что отлично его видит.

- Понимаете, я необычайно дальнозорок. Шапур стоит слева от той башни, что вроде ворот. Видите голубой балдахин? Он как раз под ним, в алом халате. А рядом, должно быть, его сыновья - какие они еще молодые… - захлебывался он. На самом же деле вряд ли кому-либо из нас удалось разглядеть что-нибудь кроме размытых цветных пятен над стеной.

А вот Юлиан был отлично виден - он носился на коне взад и вперед вдоль фронта нашей наступающей армии. Его легко можно было узнать не только по белому коню и пурпурному плащу, но также по знамени с драконом, которое всюду за ним следовало.

Трубы сыграли сигнал к атаке, и наша пехота под громкий барабанный бой двинулась вперед в ногу строевым шагом, унаследованным еще от древних спартанцев: два коротких шага, пауза, два коротких шага, пауза - грозное зрелище! Даже Максима наступление римской армии заставило приумолкнуть. Издав громкий крик, наши застрельщики в первых рядах метнули копья в персидских конников, и вдруг обе армии исчезли! На мгновение я чуть было не подумал, что сработала магия Максима: на месте ста тридцати тысяч человек, освещенных ярким солнцем, теперь висело лишь огромное облако пыли, которое скрывало все. Из этого облака до нас доносились звуки труб и барабанов, боевые кличи, звон оружия, свист стрел.

Битва началась на заре и продолжалась до самого заката солнца. Через час этрускам наскучило разглядывать облако пыли, и они удалились якобы "молиться о ниспослании победы", а сами устроились в финиковой роще неподалеку и принялись пьянствовать. Вообще эти этруски были не дураки выпить: одно из моих немногих веселых воспоминаний о персидском походе связано с каким-то важным религиозным обрядом, во время которого все пятеро оказались мертвецки пьяными. И смех и грех: они то и дело роняли священные сосуды и книги, а Мастара заплетающимся языком объяснял взбешенному Юлиану, что "в нас вс-с-селился бог".

Мы с Максимом следили за облаком пыли весь день. О ходе битвы можно было догадываться по его перемещению, а облако час за часом медленно двигалось к стенам Ктезифона. Персы отступали.

- Пятнадцатого июня мы вернемся в Таре, - внезапно произнес Максим; концом посоха он чертил на земле у наших ног таинственные знаки.

- Через три недели?

- Три недели? А что, разве осталось только три недели? - Он непонимающе на меня уставился. - Ну да, так оно и есть! Просто поразительно: так быстро покорить Персию! Это даже Александру было бы не под силу. Возможно, я и ошибся. - Он стал разглядывать пыль под ногами, а я ощутил острое желание сломать его дурацкий посох о его глупую башку.

- Да нет, все верно - ясно как день, что мы возвращаемся пятнадцатого июня. Надо сказать Юлиану, он так обрадуется… - И Максим бросил отсутствующий взгляд туда, где шла битва.

- Откуда ты знаешь, что император… - Я выделил титул голосом. Кроме Максима, никто из нас не называл Юлиана по имени. - Что император еще жив?

- Иначе и быть не может! Я только что тебе доказал: нам предстоит вернуться пятнадцатого июня! Вот, смотри: солнце в четвертом доме…

- А откуда ты знаешь, что мы выиграем сражение?

- Ну, Приск, ты меня просто удивляешь! Все яснее ясного: Шапуру суждено пасть, а нам вернуться домой с победой. Все это предрешено. Откровенно говоря, я с радостью предвкушаю возвращение к частной жизни. Я принял участие в походе только по настоянию Юлиана.

Максим продолжал болтать, а мои глаза были прикованы к стенам персидской столицы: я ждал исхода битвы. Незадолго до захода солнца ветерок разогнал пыль, и перед нами вновь предстали две армии - на сей раз в жуткой свалке у ворот.

Обезумевшие слоны, задрав хоботы и сверкая бивнями, беспорядочно бегали туда-сюда, топча и римлян, и персов. Я слышал, что персы применяют этих ужасных зверей для устрашения не только противника, но и своих солдат.

На закате городские ворота открылись, чтобы впустить персидскую армию. Наши преследовали ее. За несколько секунд армия персидского царя перестала быть армией и превратилась в обезумевшую от страха толпу, которая пыталась укрыться за городскими стенами. И тут стемнело.

Юлиан Август

27 мая

Не в силах заснуть, я хожу по палатке взад и вперед - и это несмотря на страшную усталость после двенадцати часов сражения. Возбуждение не дает мне лечь или чем-нибудь заняться. Я с трудом вывожу эти строчки: моя рука дрожит от волнения и усталости.