Читать книгу "Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль - Сергей Владимирович Анисимов"

остро ограненный осколок, все равно, из какой пушки он выпущен: истекая кровью, человек думает совсем о другом.

Воюющие быстро понимали, что к чему, но жизнь фронтовика в бойне такой интенсивности не слишком длинна, и в строй каждый раз становились новые и новые люди со стереотипами «американцы – слабаки» или «все русские мечтают сдаться в плен и уехать в Америку».

От полка СУ-85, и так вступившего в сражение в усеченном на четверть составе, к пяти часам дня двадцать четвертого ноября осталось всего пять машин, в том числе 222 и 224. Командирскую поджег закопанный в землю почти по башню «тигр» – такие в последние дни попадались все чаще и чаще, топливо у попавшего в котел супостата явно было уже на исходе. Батя выскочил с наводчиком, а остальные погибли. Теперь командир отнял одну из самоходок у экипажа первой батареи – фактически единственную целую.

Из-за своего состояния полку повезло не попасть в гуляющие по равнинам группы, и он до сегодняшнего дня методично работал на узком участке, поддерживая дивизию, в которой, по мнению Бориса, чуть не половина были казахи. Дети степей, плохо говорящие по-русски, воевали очень спокойно, много улыбались, были хорошо обмундированы, и вообще дивизия производила впечатление хоть и потрепанной в боях, но хорошо обученной и боеспособной части, получше многих.

Среди десантников, которых посадили на броню «восемьдесят пятых», казахов, однако, не было. Был один косоглазый, но он сказал, что татарин.

– Муса завут, – произнес крепко сбитый младший сержант, когда его отделение представляли самоходчикам. – В ваша распоражение прыбыл.

Наводчик посмотрел на Бориса вопросительно, не зная, как офицер отреагирует на такое обращение – не совсем по уставу. Но тот выпендриваться не стал, плевал он на формальности. Его другое интересовало.

– Тебя где порезали, Муса?

На щеке командира отделения багровел широкий уродливый шрам, месяца два-три по свежести.

– Не помню где. То есть не знаю, как называятса. Река какая-то.

– На переправе?

– Нет, в рукопашной. Просто река радом была, но как называятса, я не знаю.

– Объяснил. Ребята твои тоже обстрелянные?

– Тоже. Харошие ребята.

– Ну тогда совсем хорошо. В десанты кто ходил уже?

Человек шесть из отделения махнули руками.

– Ладно, тогда остальным показываю.

Борис объяснил, как, поджимая ноги, нужно держаться за приваренные к броне самоходки скобы, как нужно спрыгивать на ходу.

– Башни, как у танков, на самоходках нет, поэтому вас не стряхнет. Ходим мы рывками и на скорости, останавливаемся резко, разворачиваемся круто, поэтому держитесь, как за женину сиську. Все держались?

Пехотинцы засмеялись. Ребята действительно оказались умелые и рады были попасть к обстрелянному, опытному экипажу.

– Если попадем под пулемет с большой дистанции, но прицельно, то прыгайте кубарем и ждите, пока мы подавим его огнем. Если с ближней – тоже прыгайте и стреляйте что есть мочи. Гранатометчиков бейте чем попало, и если увидите кого-нибудь вот с такой, – он показал размер, – трубой на плече, то патронов не жалеть. Теперь залезайте.

Водитель завел самоходку, она выползла из капонира и сделала пару кругов с десантом на броне, чтобы убедиться, что пехотинцы осознали вышесказанное и держатся нормально. Большой нужды в такой тщательности, возможно, и не было, но Борис в последнее время стал очень осторожным. Он явственно чувствовал, что смерть ходит где-то рядом, и просто так, по глупости или невнимательности, погибать не хотел. Не забыть еще Леньку проверить… Интересно, вообще-то: из пяти целых машин две комбатские, Ленькина и две совсем зеленых месяц назад младших лейтенантов. Вот и думай, что такое судьба.

Полк (пожалуй, это слово уже можно было писать только в кавычках) двинулся с места в шесть вечера, когда стало уже почти совсем темно. Вдалеке, как обычно, ухало и бумкало – то ли наши добивали окопавшиеся вражеские части, то ли те, наоборот, пытались вырваться из кольца. Самоходки шли с закрытыми фарами вслед за мотоциклом штаба дивизии, из коляски которого им иногда помигивали красным фонариком.

Короткая колонна втянулась в лес, который был нормальной хвойной чащобой – с высокими и плотными елками, с завалами сухих стволов вдоль обочины и устилающими землю почти непрерывным ковром шишками. Опять же, это расходилось с общим представлением о Германии как о стране, практически целиком покрытой подстриженными газончиками и клумбами с маргаритками…

Повернувшись назад, Борис столкнулся глазами с Мусой – тот примостился на краю броневой крыши, уцепившись за отогнутую скобу, автомат висел на шее. Ночной бой будет, надо же… С чего бы это командование надумало так поступить? То ли больше некого посылать кровь пускать вражине, то ли их не жалко уже, все равно на переформирование отводить… И неизвестно, на кого их бросят в этот раз – на эсэсов или на американцев из «Головы индейца»[168]. Хотя и те и другие драться умеют, это уже доказывать никому не надо.

Через час выяснилось, однако, что разведка сглупила: рубеж, который они должны были атаковать вместе с танками дивизии и по которому минут пятнадцать лупила артиллерия, выбрасывая на ветер стоящие дороже хлеба снаряды, оказался пустым. Противник успел отвести свои войска, и удар пришелся в пустоту. Ночью погоню было не организовать, и полк с подошедшими службами и пехотой расположился в брошенных окопах.

Мало кто жалел, что не удалось подраться. Каждый нормальный солдат испытывает эгоистичную радость оттого, что противник отошел без боя, так как понял, что ему не удержать позицию, либо оттого, что обойден с флангов. Если же при этом солдат начинает рассуждать о своей ненависти к врагу в данный конкретный момент, о том, что надо, не жалея жизни, преследовать его, чтобы опередить соседей на пути к Берлину – или, в данном случае, Петершагену, – значит, он не солдат, а разжалованный за пьянство и бесталанность генерал. Или сексот.

Согласиться с такими рассуждениями стоит. А трогаться с места и с перекошенным лицом устремляться вперед вовсе не обязательно. Война длинная. Длиннее, чем всем казалось месяц назад.

Узел 9.3

25 ноября 1944 года, 8:10–10:55

Утро двадцать пятого застало корабли советской эскадры в походном ордере. Погода за последние шесть часов заметно улучшилась, и ночное небо на востоке было открыто уже почти наполовину. Группы кучевых облаков делали значительные участки пространства рельефно серыми на фоне почти чисто черной поверхности воды, и это было бы красиво, не будь это так плохо.

Ощетинившись стволами немногочисленных уцелевших зенитных пушек, три корабля шли особым экономическим ходом. В абсолютной пустоте водной глади того неопределенного района, где Северная Атлантика смешивается со сталью Ледовитого океана, их продвижение вперед казалось