Читать книгу "Генрих VIII. Жизнь королевского двора - Элисон Уэйр"

знак того, что Болейны теряют расположение короля16.

В тот же день королева решила лично отчитать сэра Фрэнсиса Уэстона за флирт с Мадж Шелтон и высказала предположения относительно того, почему сэр Генри Норрис до сих пор не женился на ней. Уэстон заметил: «Норрис ходит в покои вашей милости больше ради вас, чем ради Мадж». Анна не стала ничего говорить в ответ, однако запомнила эти слова. Далее она сказала Уэстону, что, по слухам, он не любит свою жену Анну Пикеринг, и, подтрунивая над ним, спросила, не влюблен ли он в Мадж. «Я люблю одну особу при вашем дворе больше, чем их обеих», – многозначительно ответил Уэстон. «Кто же она?» – поинтересовалась Анна. «Вы сами», – заявил он. Королева ничего не сказала и дала понять, что разговор окончен17. Известия о подобных беседах дали Кромвелю возможность состряпать дело против Анны.

На следующий день лорд-канцлер Одли разрешил Кромвелю и Норфолку возглавить комиссию по расследованию неких случаев измены и других преступлений, совершенных в Мидлсексе и Кенте18. Маловероятно, что король знал тогда о расследовании в отношении его супруги или о полученном Кромвелем разрешении: выдача подобных документов была обычным делом.

В действительности, вопреки мнению почти всех современных историков, у Генриха имелись все основания быть довольным Анной – есть достоверные свидетельства того, что она вновь ждала ребенка. Так же быстро она зачала после рождения Елизаветы: видимо, примирение с королем после январского выкидыша принесло скорые плоды. В апреле Генрих косвенно подтвердил беременность супруги, обрушившись на Шапюи за предположение, будто Господь не хочет посылать ему сына, так как уготовал английский престол женщине. «Разве я не такой же человек, как другие? Нет? Нет? – вопрошал Генрих. – Вы не знаете всех моих тайн». Двадцать пятого апреля в письме, отправленном послу Ричарду Пате в Рим, – копии его были посланы Гардинеру и Уоллопу во Францию – Генрих объявил о «вероятности и видимости того, что Господь пошлет нам наследников мужеского пола», намекая, что его «дражайшая и всецело любимая супруга королева» снова ждет ребенка19. Если бы Анна забеременела в конце февраля, король мог бы высказаться более определенно, чего ему, несомненно, хотелось. В прошлом об ожидаемом пополнении в королевском семействе не объявляли официально, однако для всей страны было важно, чтобы вопрос о престолонаследии решился как можно скорее, а потому новость заслуживала широкого распространения. Кроме того, королю не терпелось показать всем, что он способен зачать сына: это послужило бы оправданием брака с Анной. Король, очень скрытный в таких делах, вряд сделал подобное заявление в расчете на огласку со стороны послов, если бы не рассчитывал на обретение потомства.

Новость о том, что королева все-таки может выносить сына и таким образом обеспечит себе неуязвимость, должно быть, немало встревожила Кромвеля и побудила его приступить к ее низвержению, пока сохранялась такая возможность. При этом Кромвель сохранял за собой полную свободу действий: в конце апреля он все еще обсуждал со своими сообщниками вероятность аннулирования брака короля20. Однако позиции королевы были очень сильны: лишь самые тяжкие обвинения могли покончить с нею.

Двадцать девятого апреля Кромвелю сообщили о разговоре Анны с музыкантом Марком Смитоном, достигшим таких успехов, о которых не могли мечтать люди «низкого уровня» вроде него21. При этом Смитон остро сознавал, что не входит в узкий круг приближенных королевы, которой он, очевидно, восхищался. Анна случайно наткнулась на него, уныло стоявшего у «круглого окна» в ее покоях. «Мастер Смитон, чем вы так опечалены?» – спросила она. «Ничем», – угрюмо ответил музыкант. Анна надменно заметила: «Не ждите, что я буду разговаривать с вами как с благородным, ибо вы человек низшего состояния». – «Нет, нет, мне хватит и взгляда, – заверил ее Смитон, – и на этом я готов распрощаться с вами»22. Впоследствии у него появится причина горько пожалеть об этих словах.

Король уже некоторое время хотел вновь посетить Кале и намеревался пуститься в путь вместе с королевой 2 мая, после турниров Майского дня. Прежде чем пересечь Ла-Манш, они собирались остановиться в Дувре для осмотра укреплений23.

Однако визит не состоялся. Очевидно, Анна оказалась в опале совершенно неожиданно. Тридцатого апреля, когда королева смотрела собачьи бои в парке Гринвича, Кромвель представил королю возмутительные и, по-видимому, неопровержимые свидетельства того, что королева соблазнила Смитона и других членов Личных покоев, включая собственного брата. Мало того, она замышляла убийство короля24, намереваясь выйти замуж за одного из своих любовников и править страной в качестве регента от имени ребенка, которого вынашивала. Улики были достаточно основательными и убедительными, чтобы король задался вопросом о настоящем отце будущего ребенка и полностью охладел к Анне. Он осознал с ошеломляющей ясностью, что пригрел на груди змею, будучи обманутым и как супруг, и как государь. Но еще важнее было то, что Анна поставила под угрозу престолонаследие и совершила самую страшную измену, замыслив лишить жизни короля.

Большинство современных историков придерживаются мнения, что Анна не была виновна ни в одном из двадцати двух обвинений в прелюбодеянии, предъявленных ей; одиннадцать из них определенно были ложными. Сомнительно также, чтобы она готовила убийство короля, своего главного защитника и покровителя. Обстоятельства падения Анны недвусмысленно говорят о том, что дело против нее было сфабриковано – так считал даже Шапюи25; перед смертью она поклялась Святым причастием в своей невиновности. Однако репутация Анны, ее ветреная натура, удовольствие, которое она получала от мужского общества, готовность поддерживать разговоры на любовные темы и участие в куртуазных играх делали обвинения правдоподобными. Не только король, но и многие другие люди поверили в виновность королевы.

Анна была обречена. При обычном разбирательстве беременность спасла бы ее от смертного приговора или по крайней мере отсрочила бы его. Но король решил, что ребенок не должен родиться ни при каких условиях: он не мог допустить того, чтобы его наследника считали незаконнорожденным. При этом он не хотел прослыть монархом, который обрек на смерть невинное дитя. Вероятно, именно это стало причиной уничтожения многих документов, имевших отношение к суду над Анной. Дальнейшие упоминания о ее беременности отсутствуют. Возможно, стоит обратить внимание на тот факт, что перед казнью ее не осматривали женщины, как леди Джейн Грей в 1553 году. Сама Анна во время пребывания в Тауэре ни разу не упомянула о своем состоянии. Однако она ничего не говорила и о своей дочери Елизавете, видимо понимая, что это бесполезно, так как Генрих ожесточился против нее.

Кромвель раздобыл бóльшую часть сведений, опрашивая членов двора Анны, особенно дам Личных