Читать книгу "Сектант - Константин Костинов"

* * *

За спиной Сергея закрылась дверь кабинета, в котором он пробыл больше двух часов. Вышинский выдохнул и устало прислонился к стене коридора.

Раньше ему как-то не приходилось встречаться даже с более-менее известными людьми. Что уж говорить об исторических личностях.

Перед внутренним взглядом до сих пор стоял хозяин кабинета. Узкое лицо, небольшая бородка, высокий лоб с залысинами… Черные, глубокие глаза, казавшиеся огромными, как бездонные провалы…

Разговор со Сталиным, разговор с Берией… С товарищем Дзержинским пообщаться слабо?

* * *

Прошло всего ничего после встречи с Дзержинским, и вот он, Сергей, уже сидит на жестком стуле в приемной того, с кем его попросил поговорить глава ОГПУ.

Через несколько минут Сергея ждала встреча с человеком, к которому по собственной доброй воле он не пришел бы никогда. С человеком, который пугал его, как и большинство современных людей.

Сергей находился в приемной Сталина.

Крупная женщина записала его в журнал, заверила: «Товарищ Сталин скоро вас примет», и теперь Вышинский ожидает встречи с «самым кровавым правителем двадцатого века». Который сейчас не был никаким правителем и даже не занимал официальных должностей.

Как ни странно, страха Сергей не испытывал. Его занимали другие, более важные мысли, чем опасение за собственную жизнь.

* * *

Вчера он разговаривал с Дзержинским. Вначале Сергей кратко рассказал историю грядущего, а потом разговор пошел по методу свободных ассоциаций. Что только не упоминалось, Сергею даже не удавалось понять, хочет ли глава ОГПУ что-то узнать или просто пытается составить мнение о нем, Сергее. Дзержинский почему-то заинтересовался пенициллином. Не придумали его еще, что ли? Что за лекарство, да из чего его изготавливают, да что за плесень такая… Сергей и про сам факт существования этой плесени узнал случайно, где уж вспомнить название. А Вацетис, скажем, среагировал на рассказ о Булгакове с кратким пересказом «Мастера и Маргариты». «Кот и Фагот?» – хмыкнул он.

А вот рассказ о грядущей войне не понравился обоим.

И еще одно несколько успокаивало Сергея: Дзержинскому очень не по душе пришелся рассказ о зверствах его преемников. Можно будет надеяться, что хотя бы в этом времени чекистами не будут пугать детей…

* * *

Мысли Сергея крутились вокруг будущего разговора. Особенно его последствий…

Легко потребовать у власти, чтобы она сделала что-то, по вашему мнению, очень-очень нужное. Гораздо труднее задуматься, какими средствами вообще возможно выполнить ваше требование. И уж вовсе невозможно представить, к каким последствиям приведет его выполнение. Большинство и не задумывается. Мол, нам достаточно указать, что делать, а исполнять и минимизировать возможные риски – не наше дело.

Предупредил о будущей войне, вынул товарищ Сталин трубку изо рта, свистнул в два пальца, и вот она – миллионная армия, полностью вооруженная, всем снабженная и обеспеченная, которая погонит немцев на пинках от самой границы.

А вот если включить мозг…

Собрать пять миллионов человек – вообще задача не из легких. К тому же огромная толпа людей еще не есть армия, потому что подавляющее большинство из них вовсе не горят желанием защищать свою собственную страну. Фраза, услышанная Сергеем от отца: «Государство защищает себя руками своих граждан» – для многих пустой звук. Они считают, что им должны все, они же не должны никому.

Так что, собери пятимиллионную армию, и тебе понадобится еще одна такая же – чтобы первая не разбежалась.

Сергей подумал, что представляет себе все же граждан двадцать первого века. Здесь как-никак – двадцать пятый год. Хотя… Песковские гопники, Иван Абрамович, безбожники из Загорок… Все-таки между нашими временами много сходства…

Да даже пять миллионов горячих патриотов не армия. Голыми руками много не навоюешь.

Нужно оружие, боеприпасы… Танки, самолеты, пушки, снаряды, корабли, подводные лодки, банальные грузовики, чтобы не возить снаряды на лошадях…

Всего этого в двадцать пятом году нет.

И не просто нет. Нет даже промышленности, которая сможет поставить все это в нужных количествах. Что это значит?

Все силы страны будут брошены на создание тяжелой промышленности. Производство из частных рук будет вырвано, чтобы не зависеть от капризов частника и колебаний рынка, чтобы государство могло составлять планы на более-менее продолжительный период, чтобы рабочие руки, которых и без того немного, не уходили на производство фарфоровых слоников и золоченых клеток для канареек. К чему это приведет? Сворачивание нэпа, индустриализация, пятилетки… Прощай, пиво «Баварское», модная одежда, красивая мебель. Все силы – на тяжелую промышленность. Для обеспечения красивой жизни – жалкие остатки.

Прибрав к своим рукам промышленность и организовав ее для выполнения требуемых задач укрепления обороны страны, государство просто не сможет пройти мимо сельского хозяйства. Иначе есть риск в разгар войны узнать, что цены на хлеб и прочие продукты взлетели до небес (кто ж упустит шанс навариться?), а часть зерна и вовсе идет за рубеж, потому что там предлагают больше. Государство начнет организовывать на селе такие же госпредприятия по производству сельхозпродукции, как и в городе. Здравствуй, коллективизация…

Естественно, везде, от крестьянства до высших уровней власти, найдутся недовольные такими преобразованиями. Значит, будет сопротивление. Сначала пассивное. Начнется и бегство за границу, и перетекание рабочей силы от предприятия к предприятию, и укрывание зерна, и тихий саботаж… А потом будет и активное. Крестьянские восстания, волнения в городах, заговоры, попытки переворота. Государство, если оно, конечно, государство, начнет показывать свою силу. Начнутся аресты, процессы, посадки… Расстрелы. Репрессии. И уж наверняка найдутся среди тех, кто будет подавлять народное недовольство, и те, кто захочет выслужиться перед начальством, изловив на десяток-другой больше заговорщиков, чем другие, и те, кто захочет под шумок провернуть свои делишки… А потом власть может войти во вкус…

Короче говоря, теперь, после того как Сергей рассказал о будущей войне, должно начаться что-то очень-очень похожее на то, что творилось в нашей истории. Коллективизация, индустриализация, милитаризация, репрессии…

Это что же получается, подумал Сергей, если бы не я, ничего бы этого не было? Не было бы расстрелянных, посаженных, насильно переселенных? Значит, во всем этом виноват я?»

Вот тут и задумаешься о цене своих требований…

Может быть, я в нашей истории? Не в альтернативной?

А с другой стороны… Что теперь делать?

Не готовиться к войне? Убедить не проводить коллективизацию, индустриализацию, простить всех недовольных, всех тех, кто шепотками на ночных кухнях подтачивает государство, как крысы днище самого прочного корабля? И при этом не забывать о цене своих слов…