Читать книгу "Друзья и враги Анатолия Русакова - Георгий Тушкан"

— Да этот, Мамона… Тише, а то услышат и нас прогонят отсюда. Давай посмотрим на него…

— Боб! — негромко, но твердо сказал Анатолий. — Подползи поближе. Ну!

Слышно было, как Боб ойкнул, отпрянул.

— Давай, Вундербоб, ползи, не бойсь, — сказал один из подростков. — Потом рассказывать будем, как с самим Мамоной на правилке говорили. Ей-богу, не поверят!

Боб подполз.

— Говорите скорее, — прошептал он из-за куста.

— Опять трусишь? Тебя в эти дни били?

— Били! — чуть слышно ответил Боб.

— И будут бить, пока не убежишь от них. Сейчас же убегай. Пусть я пропаду, а ты спасайся. Скажешь Лике так: Анатолий на колени не стал. Чего не бежишь?

— Так ведь сторожевые! — с мукой в голосе прошептал Боб. — Мы сами, ребята то есть, боимся…

— Дали вам ножи?

Боб промолчал.

— Дали или нет?

— Ну, дали, — еле слышно произнес Боб.

— Если тебя примут в шайку, тебе конец. Потом всю жизнь, каждый день, каждую минуту, тысячу раз ты будешь умирать от страху. Лучше рискнуть один раз, чем умирать тысячу раз.

— Не могу, не могу… Простите меня!

— Беги! — властно повторил Анатолий.

— Бо-о-юсь!—дрожащим голосом прошептал Боб и поспешно отодвинулся в темноту.

— Эх, несчастный, жалкий трус! Изолгался, ни капли мужества. Подлец!

Шагах в десяти двое сторожевых, стоя на коленях вокруг неярко горевшего карманного фонаря, играли в карты, спорили и до того увлеклись, что не заметили ребят, не услышали разговора.

Зашелестели кусты. К дереву, под которым лежал Анатолий, на костылях приковылял Чума. За ним несли плетеное кресло.

Если бы в эту минуту Анатолию предложили заплатить своей жизнью за смерть Чумы — он бы ни минуты не колебался. Он оставил надежду на спасение хитростью. Ясно: Чуме нужно запугать террором своих. Поэтому он и затеял сходку. Нет, Анатолий пощады просить не будет. На колени не станет. Друзьям не придется краснеть за него. Потом он стал думать об этих притаившихся за кустами мальчишках. Ему до слез стало жалко их, обманутых и запуганных. В их судьбе было то роковое, от чего спасли его. И самое ужасное — одним из них был Боб, которого он так и не уберег.

«Умирать с музыкой» можно по-разному. Можно смеяться в глаза убийцам. Можно сопротивляться, бороться. Анатолий хорошо помнил рассказанную Иваном Игнатьевичем сказку о двух мышах, тонувших в крынке молока. Одна решила, что не стоит бороться за жизнь и чем скорее утонет, тем меньше мучений, — и утонула. А вторая барахталась-барахталась, сбила таким образом масло и, уцепившись за этот кусочек, спаслась. А не лучше ли для вида подольше каяться, а на самом деле разоблачить всю мерзость и подлость этой не знающей жалости волчьей стаи?" Закоренелых не проймешь, а в душе парнишек — сущий ад. Они страдают и мучаются. Бывает, и небольшой камешек вызывает горный обвал.

Анатолий тотчас же начал обдумывать предстоящее «покаяние». Он решил начать с того, как взял на себя преступление и прошел один по делу. Это заставит молодых уважать его. «По „мокрому делу“, которого я не совершал, — скажет он. — А мне еще не было четырнадцати лет». Чума, конечно, промолчит, но разозлится. Не в его интересах показывать, что воры прячутся за спины малолетних, подставляют их под удар для спасения своей шкуры. Потом Анатолий подробно расскажет о колонии, как он отказывался учиться, работать… Но попутно ребята услышат правду о колонии, о том, что там профессию можно получить, никто не избивает, спортом занимаются… Потом он постарается нарисовать картину того, как «блатной» бродит неприкаянный, ненавидит всех и все его за человека не считают. Вот он и поддался в колонии… Испугался, что, чего доброго, скоро конец совсем бандитизму и воровству. А теперь вижу — Чума-то наш живой. Значит, есть еще кому хранить воровской дух, старые бандитские законы, чтобы делать молодых своими рабами.

«Ты что это? — конечно, угрожающе бросит Чума. — Говори, да не заговаривайся».

Наверняка кто-нибудь крикнет: «Виноват перед нами, а канитель разводит!»

«Да, я виноват, — ответит Анатолий, — но перед собой. Я думал, что воры, которые подвели меня под удар, верны слову, один за одного, а они, они продали и предали меня. Не было дружбы у преступников и нет! Одна болтовня для дураков. Родного дома нет. Бездомные бродяги… А изменил я в первую очередь сам себе, чуть не отрекся от матери, от настоящих друзей, от большой жизни. Все же сумел выкарабкаться из помойной ямы. Не стал сволочью, питающейся трудовым потом и кровью честных людей! Убивайте! — скажет Анатолий. — Вы убиваете со страху, от слабости, а не от силы. Кого вы хотите запугать? Самих себя? Да вы и так друг друга страшитесь больше, чем милиционеров!»

Но вся эта речь — только для молодых, такого, как Чума, словами не переубедишь… А напоследок он обещает Чуме открыть, только ему и только на ухо, некую сверхтайну, как бы это поубедительней сыграть… именно для этого момента удобно лежит в левом грудном кармане его пиджака взятый со стола финский нож!..

12

В одном из кабинетов уголовного розыска только что закончилось краткое оперативное совещание. Все отправились на задание, и только Корсаков сидел в ожидании перед телефонами. Настольная лампа освещала план города, развернутый на столе, какие-то чертежи, сделанные карандашом, исписанные листы бумаги, фотографии. Руки, отдыхая, лежали на столе.

Почти всегда дела, которыми занимался Корсаков, были особой сложности, о них никогда не писали в газетах.

Чуму ловил не он, а другие, и поймать его не удавалось. В Куйбышеве, месяца три назад, шайка Чумы совершила бандитский налет на почтовое отделение, убила двух человек… Теперь Корсаков занялся делом Чумы и узнал о нем многое. И вдруг — похищен Анатолий. Только что Юра Кубышкин сообщил, что Русаков жив и находится в каком-то подвале. Но где этот дом? На какой улице?

Очень пригодились показания Елены Троицкой о подробностях борьбы Анатолия с преступниками. Корсаков ждал необходимых ему сообщений от «скорой помощи» и других медицинских учреждений. Сообщения были разные: у одного пострадавшего оказался перелом правой руки в предплечье. Выяснили — алкоголик, старик. Еще у одного была сломана левая рука. Проверили — рабочий, на руку свалился блок. Снова зазвонил телефон. В Замоскворечье вызвана карета «скорой помощи» к пострадавшему. Молодой мужчина. Правая рука сломана в локте. Сообщил не он, а соседка. Пострадавший ругается, не хочет ехать в больницу.

Корсаков узнал адрес и тотчас помчался. Увидев пострадавшего, он сразу понял, что это один из нападавших, и выслал всех из комнаты. Какой разговор произошел между ними — неизвестно, но отсюда сразу же Корсаков поехал по новому адресу. В подвальную комнату он с работниками уголовного розыска прибыл после того, как преступники покинули ее. Старик сосед был напуган и говорил не переставая.

Да, живет здесь один. А черт его знает кто. Грубиян. Они в ссоре. Да, были сегодня гости, шумели, он даже предупреждал их, что время за полночь. Все уехали минут десять назад. Да, были и молодые, а кто — не знаю… Ему ни к чему совать нос в чужие дела. Так спокойнее. Чего-то болтали: Фили, Измайлово… У старика хитро поблескивали глазки. Мол, ищи ветра в поле…