Читать книгу "Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант - Сергей Абрамов"

– Альгарробо, – произносит наконец Мартин. – Как в Перу.

– Мы не в Перу.

– А это Крым, по-твоему?

Нет, это не Крым. Крымские пляжи – галька. А здесь песок. Крупнозернистый и красный. Евпатория? Не похоже. Справа горы, только низкие и волнистые, вроде севастопольских. Однако и Севастополем здесь не пахнет. Город виден слева у берега, издали напоминающий мазню абстракционистов: черно-белые мазки, рыжие плеши. Ни высокого здания, ни башенки.

– Я одного боюсь, Юри, – тихо говорит Мартин. – Очень, очень боюсь.

Я как будто догадываюсь, но все же спрашиваю:

– Чего?

– Мы опять там, Юри.

– Где?

– Зря притворяешься. Сам знаешь.

– Не тот город, – сопротивляюсь я. – И море неизвестно откуда.

– Город, может быть, и другой. Но ведь Река куда-то впадала? В это море, наверно. Вот у моря и построили. – Мартин повертел головой. – И машины твоей, кстати, нет.

Машины действительно нет. Ни близко, ни далеко. Мы сидим, поджав ноги, на голой песчаной пустоши.

– То, что машины нет, – к лучшему, – говорит Мартин, – какие бы авто ни ходили по здешним дорогам, твои «Жигули» всех удивят.

– Пешком придется тащиться до города, – вздыхаю я.

– Миль десять, – уточняет Мартин.

Унылый пейзаж. Ни души вокруг.

– Тогда лучше было. Вчетвером веселее.

– На кой черт понадобилась опять эта метаморфоза?

Даже спокойный Мартин раздражается. В самом деле, зачем хозяевам этого мира понадобился новый эксперимент? Только потому, что мы с Мартином снова оказались вместе?..

Нехотя встали, стряхивая песок с джинсов.

– В таком виде и пойдем?

– Одежда у нас вневременная и вненациональная – штаны да рубаха. Сойдет.

Идти тяжело. Жара немилосердная. Сквозь серые облака палит невидимое солнце. Духота сильнее, чем в Крыму, и духота влажная, как в парной бане.

Первый же человек, которого мы встречаем на протоптанной по песчаному побережью дорожке, одет не лучше нас: в рыжей рубахе и неопределенного цвета пыльных штанах, заправленных в грубые, зашнурованные до икр ботинки. Наши джинсы не привлекают его внимания. Он, лениво покуривая вполне земную сигарку, скрученную из табачного листа, сидит под желтым большим зонтом у столика с нехитрой снедью, прикрытой грязной прозрачной сеткой. Под ней пирожки с неведомой начинкой, что-то похожее на овечий сыр и колбаса подозрительного оттенка, над которой кружатся тоже вполне земные мухи. Сбоку на столе – открытая коробка, где видны мелкие медные монеты.

– Почем пирожки? – спрашивает Мартин.

– С ума сошел, – говорю я, – неужели будешь есть эту дрянь?

– Почему дрянь? – обижается продавец. – Пирожки свежие, со свиной тушенкой.

Разговор, как и ранее в «раю без памяти», ведется на английском языке, который я знаю лучше, чем Мартин русский.

– Я спрашиваю почем? – повторяет Мартин.

– Пять сантимов, как и везде, – отвечает продавец.

Я с ужасом соображаю, что никаких сантимов у нас нет и взять их нам неоткуда, но Мартин небрежным жестом как ни в чем не бывало бросает на стол советский полтинник.

– Двадцать пять франков! – восклицает продавец и, не разглядывая монету, прячет ее в ящик стола. – Берите пирожки, джентльмены, а я сейчас дам вам сдачу.

Он достает из стола кулек с серебром и медяками, отсчитывает горсть монет, похожих на пятиалтынные, гривенники и пятаки, и кланяется чуть ли не в пояс.

Я с опаской поглядываю на него.

– Пошли скорее, пока он не разглядел твоих «франков».

– Мне почему-то кажется, что он удовлетворился размером и весом монеты.

– Откуда у тебя оказался полтинник?

– У меня их еще два. Получил в московских кассах. Почти семьдесят пять франков – считай, что мы богачи.

– А вдруг влипнем?

– Кое-какая мелочь у нас уже есть. Судя по сдаче, у них должно быть сто сантимов во франке.

– Что-то не похоже на прежнее время. И счет другой и монеты другие.

Нас обогнали два велосипедиста в коротких штанах и чулках до колен и несколько верховых в широкополых фетровых шляпах, какие я видел у ковбоев в американских «вестернах». На грубые башмаки были надеты шпоры с острым колесиком.

Облака уже рассеялись, и солнце палит все сильнее. Мы входим в город. Он чем-то похож на придорожные американские города. Одноэтажные, то каменные, то обшитые досками здания. На некоторых – деревянные или грубо намалеванные изображения булок и бубликов, шляп и ботинок, бутылок с винными этикетками. Никаких тротуаров и мостовых на окраинах, выложенные камнем тихие переулочки там, где дома побогаче, церкви с распятием на паперти и салуны с крытым широким крыльцом. По улице навстречу мчатся желтые пылевые вихри, из них вырастают верховые, запряженные парой или четверкой лошадей экипажи, напоминающие старинные ландо и фиакры, велосипедисты, рикши.

Пешеходов почти не видно. На крылечках под вывесками сидят старики, провожающие нас любопытными взглядами. Иногда оборачиваются и пассажиры открытых фиакров.

– Почему они так смотрят? – удивляется Мартин.

– Как смотрят?

– Как тот продавец, когда мы подошли.

– Не догадываюсь…

– Может, здесь не ходят без шляп?

– Что за вздор.

– Вздор не вздор, а купить – будет нелишне. Да и с торговцем поговорим. Вон шляпа из бересты над дверью лавки.

Мы входим. Старик-продавец с клочками седины в бороде встречает нас у прилавка. Над прилавком на крючках висят шляпы разных фасонов. Есть даже цилиндры – серые, черные и лиловые.

– Пару шляп, – говорит Мартин.

Продавец критически оглядывает наши пропыленные штаны и рубахи.

– Ношеных или новых? – спрашивает он и зевает.

Пожалуй, при наших капиталах лучше приобрести ношеные.

– Полтора франка за пару, – лениво говорит продавец. – А вы, должно быть, нездешние, новички в Сильвервилле?

Итак, город называется Сильвервиллем. Что-то новенькое. Да и там ли мы, куда забросило нас прошлым летом? Я решаюсь «прощупать» аборигена.

– Путешествуем, – поясняю я. – Пешком, на пари, – и тут же пугаюсь: вдруг он не знает, что такое пари. Но продавец не удивляется, и я продолжаю – А у вас в городе мы действительно новички. Шумно здесь…

– Порт, – подтверждает продавец, – с тремя причалами. Один для речных пароходов из Вудвилля – откуда до Города по железной дороге рукой подать, два других для рыбацких баркасов и шхун – рыбу привозят. Ее здесь уйма. Тут же и засолка, и копчение, и погрузка. Конечно, это – не Город. Город один – столица. А Сильвервилль лучше назвать городком. Ну, а Ойлер и Вудвилль – городишками.