Читать книгу "Para Bellum - Василий Звягинцев"

Сергей Петрович глянул на часы – половина третьего. Он вернулся из штаба 11-го мехкорпуса около полуночи, лёг в час. Но вряд ли помощник стал бы будить командира из-за мелочей.

– Слушаю, Иван Андреевич, – вздохнул генерал.

– Вчера вас разыскивал по ВЧ Поскрёбышев. Я доложил, что вы в войсках, предложил перезвонить в штаб корпуса. Алексей Николаевич нехорошо выразился о нашей связи и велел передать, что утром с нарочным придёт от Тимошенко пакет с важным и секретным документом. Просил вас никуда не отлучаться, пока с ним не ознакомитесь.

Сергей поблагодарил и снова улёгся.

Что могло произойти пятого мая? День печати, день рождения Карла Маркса. Больше в голову не пришло ничего. О любом важном событии передали бы по радио. Не соорудив никакой правдоподобной гипотезы, Марков заснул.

Утром помощник передал ему засургученный пакет. Вскрыв его, комфронтом прочитал: «Стенограмма выступления товарища Сталина И. В. перед выпускниками военных академий в Кремле 5 мая 1941 года». Он пробежал глазами основные тезисы: «1. Рабоче-Крестьянская Красная Армия (РККА) – это нападающая армия, самая нападающая армия. 2. Война будет всегда и во всяком случае вестись на территории врага и закончится полным разгромом противника при малых потерях с собственной стороны. 3. Восстания пролетариата в тылу противника поддержат борьбу Красной Армии. 4. Подготовка к войне исчерпывается подготовкой к нападению. 5. Оборонительные меры не предусматриваются и даже запрещаются, поскольку во всяком случае мыслится, что оборонительная фаза продлится лишь несколько дней». Значит, Хозяин счёл правильным приоткрыть завесу над операцией «Гроза». Опасный ход. Скрыть такую речь не удастся, а немцев такое заявление может подтолкнуть к авантюрным действиям.

По спине пробежал холодок: мы не готовы воевать прямо сейчас, ещё хотя бы пару-тройку месяцев…

Сергей стал читать дальше: «Товарищ Сталин резко отрицательно отреагировал на тост, поднятый начальником Академии имени М.В. Фрунзе генерал-лейтенантом М. С. Хозиным за миролюбивую политику, заявив, что теперь следует покончить с оборонительными лозунгами, поскольку они устарели и с ними уже невозможно завоевать ни пяди земли. Красная Армия должна привыкнуть к мысли, что эра миролюбивой политики окончилась и началась эра силового расширения социалистического фронта. Тот, кто не признаёт необходимости наступательных действий, – или обыватель, или глупец».

В общем, новым был только факт обнародования доктрины. Пока задача готовиться к «наступательной войне» не была произнесена вслух, её как бы не существовало. Можно было «бороться за сохранение мира», клеймить буржуазных агрессоров. Теперь Рубикон перейдён.

Вернувшись к началу текста, Марков обратил внимание, что вождь нигде не назвал противника, на которого будет обрушен пролетарский меч. Хоть это хорошо. Наркому иностранных дел придётся повертеться ужом на сковородке, чтобы убедить кого бы то ни было, что Белостокский выступ нацелен на Англию. И всё равно не поверят.

В любом случае «ввиду вновь открывшихся обстоятельств» требовалось ещё ускорить процесс наведения порядка и организации именно оборонительной линии.

О том, какой козырь выступление вождя даст в руки Габрильянца и его службы, Сергей не подумал. Да чёрт с ним, Сталин не выдаст – НКВД не съест.

На следующий день по радио передали, что товарищ Сталин назначен Председателем Совета Народных Комиссаров, т. е. принял на себя управление не только (может, и не столько?) партией, но и государственным аппаратом. Вся власть в стране сосредоточилась в короткопалых, с пигментными пятнами руках одного человека.

Удивительная штука – время. О его свойстве лететь вскачь, когда минуты и часы загружены «с перевесом», и тянуться, словно улитка по склону горы, если приходится ждать, кто только ни размышлял. Конечно, это субъективное восприятие навсегда отрезаемых ножницами секундной стрелки одинаковых на самом деле кусочков вечности – секунд. Но лента человеческой жизни превращается в горку, сложенную из настриженных полосок, песчинок. И, оглядываясь назад, пытаясь разгрести пирамиду умерших мгновений, ты найдёшь только пригоршню праха и призраки давно минувшего – воспоминания.

С какого, собственно, хрена приходит в мозги такая чушь? Марков встряхнул головой, словно стараясь очистить мыслительный аппарат от насевшей пыли. Дел было невпроворот, дни пробегали, как герои немых фильмов, суетливо дёргаясь. Со всеми предосторожностями в дивизии Ямщикова были проведены испытания РРСов. Сергей Петрович опасался, что приёмы использования непривычного оружия вызовут затруднения у бойцов. Одно дело – стрелять из трёхлинеечки, четырежды проклятой, но изученной до той степени, что она стала родненькой. И совсем иное – водрузить на плечо не то самоварную трубу, не то вообще чёрт знает что. Так смотри ещё, чтобы реактивная струя не обожгла стоящего сзади…

Но ничего, обошлось. Обтёртые частично в боях на Халхин-Голе, частично в финской ветераны, отобранные лично Александром Ивановичем, с изрядной долей скепсиса выслушали вступительные объяснения присланного Лангемаком спеца, повертели в руках «штуковины». И первые же пуски с неожиданной точностью поразили учебные цели – остовы до крайности заезженных грузовиков, которые в данном случае символизировали неприятельские танки. Результат впечатлил.

– Это не ПТРы, – резюмировал плосколицый кривоногий калмык Батыр Цайгулов, или Цейголов, – комфронтом точно не расслышал. – Нести легче, а бьёт, – он на секунду задумался, но нашёл точное сравнение, – как миномёт.

В течение недели потребность 201-й в РРСах была полностью удовлетворена. Можно было заняться формированием 13-й армии, мехкорпусами, строительством укрепрайонов – тут можно было положиться, как на каменную стену, на Карбышева.

На удивление хорошо вёл себя Габрильянц. Его люди сумели крепко почистить территорию, причём выловили действительно фашистских агентов, а не набрали «до счёта» первых попавшихся мужиков. Речь Сталина 5 мая, казалось, не произвела никакого воздействия на фронтовых особистов. Валерий Хачикович, как умный человек, сумел понять, что выступление, прочерчивающее генеральную линию, – это одно, а резолюция вождя, да ещё касающаяся тебя лично, – совсем иное дело.

Выяснилось, однако, что многие вопросы – прежде всего, поставки новых вооружений, отбора специалистов из пополнения – можно решать только в Москве, а то и только лично с товарищем Сталиным. Марков разрывался между необходимостью каждодневно мотаться между 10-й, 3-й и 4-й армиями и самому прослеживать ход исполнения главных директив и такой же, если не ещё более насущной, доказывать приоритет своего фронта в кабинетах Шапошникова, Жукова, самого Верховного. Поэтому, когда на стол лёг вызов на очередное совещание 15 мая, он даже вздохнул с облегчением. Опять же, согрела сердце мысль, что, может быть, получится снова увидеться с Ленкой.

К вечеру 14 мая позвонил Габрильянц и попросил о срочной встрече, как он выразился, аудиенции. Времени не было катастрофически – на столе ждали очереди горы документов – строительство УРов, сборка новых образцов «МиГов», отчёты командиров дивизий по планам обороны. А тут ещё отлёт в Белокаменную в три ночи. Однако начальник контрразведки дал понять, что должен передать сообщение чрезвычайной важности. И Марков решил заехать к Габрильянцу, назначив визит на ноль часов ровно.