Читать книгу "Viva la Post Mortem, или Слава Послесмертью - Игорь Давыдов"

Вот и сейчас юный некромаг торопливо перебирал локтями, пятками и лопатками, отползая назад от агрессивного древа, не способного отличить своих и чужих. Все чувства орали, требовали запихнуть волшебную палочку в трещину бронепластины и остановить кровотечение, они настаивали на том, чтобы сорвать давящую на рану прогнувшуюся кирасу или, хотя бы, исправить вмятину. Однако запросы эти оставались неудовлетворёнными: молодой человек достаточно хотел жить, чтобы взять эмоции под контроль.

Потому что кираса, даже треснувшая, это всё ещё защита. Потому что обезумевшая Иггдрасиль Глашек реагировала именно на магический контур активного заклинания. Иными словами, любая попытка исцелиться приведёт лишь к получению новых свинцовых пилюль в непредназначенные для этого места. Причём, не факт, что следующее ранение не выведет Дарка из строя: и не важно, будет ли это потеря сознания или лёгкий приступ смерти.

Молодой человек сумел доползти до самого края крыши в тот момент, когда очередная вспышка молнии вновь осветила дерево. За прошедшую минуту ясень выросла метра на два или даже три: сказать точнее не получалось из-за того, что Иггдрасиль более не стояла во весь рост, расправив плечи, а склонилась, дабы лучше разглядеть одну из своих жертв, что проходила в её руках крайне болезненную трансформацию.

Крики боли и ужаса, казалось, обладали способностью заглушить раскаты грома, однако им было не дано смягчить сердце той, что пожертвовала жизнью и душой ради чужой мести. Выражение лица древесной девы говорило об этом лучше любых слов: ни жалости, ни сострадания — лишь сладострастное предвкушение и любопытство. Но не скука. Не безразличие. Слишком много личного было в действиях Иггдрасиль.

И пусть вспышка молнии недолговечна. Пусть Даркен видел лишь “неоконченный продукт”. Пусть капли на забрале мешали разобрать детали. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы понять, к чему всё идёт.

Сросшиеся вместе ноги, ступни, расходящиеся корнями, лоскуты вывернутой наизнанку кожи, обращённые в подобие листвы.

Этим утром Ковач получит новое название. Что-нибудь вроде “леса бесконечной боли” или “пыточной рощи”. И то, что ранее было промышленной зоной, обратится в туристический центр с обязательными экскурсиями и наблюдательными пунктами, откуда можно разглядеть максимум деталей, благодаря мощным увеличительным стёклам стационарных биноклей.

Форгерия — крайне больное и безумное место.

Дарк бросил взгляд назад. Через плечо. Падать предстояло не с самой большой высоты, но из-за непогоды казалось, что у пропасти, куда собирался рухнуть юный некромаг, попросту нет дна. Ощущение обманчивое, но заставляющее сердце нервно сжаться.

Впрочем… других вариантов, всё равно, не было. По крайней мере, “номер один” их не видел. Нельзя колдовать, не укрывшись за каким-нибудь препятствием.

Оставалось только падать.

9.

Доспехи не были преградой.

На самом деле, ничто не могло остановить Лешую, кроме её собственных принципов.

Потому что она победила. Больше не было никакой борьбы между разумом и желаниями. Последний оплот сопротивления пал ещё в тот миг, когда семена Иггдрасиля, всё же, проросли в чреве смертного человеческого тела.

Кто-то из уважения присягнул разуму той, что принесла себя в жертву. Кто-то просто растворился, истратив все силы на бессмысленную борьбу с магическим контуром. Кто-то сдался, покорившись более могучей воле.

А кто-то оказался более пронырлив и хитёр, и нанёс удар по образу мышления своей гневной госпожи.

Лешая не могла сказать, насколько много она потеряла. В её сознании этих вещей просто никогда не существовало. Оставалось лишь догадываться о том, чем, на самом деле пришлось пожертвовать.

Именем? Но ведь у неё есть имя. Новое. Хорошее. Красивое. Сильное. Звучное.

Семьёй? Но ведь не у каждого человека есть семья о которой можно пожалеть?

Будущим? Очевидно, грош цена была этому будущему, если смертная решила так легко от него отказаться!

Кроме того, Лешая прямо сейчас строила новое будущее. Будущее, в котором есть символ. Символ, которого будут бояться. Который будут уважать. О котором будут вспоминать.

Она пожертвовала всем, что было не важно, сохранив лишь то, что на самом деле имело значение. Принципы.

Не казнить невиновных. Не допустить случайных жертв. Последний принцип. Важный. Ведь не имеет права судить и казнить тот, кто сам не следует законам, которые защищает. Кровь преступника очищает, подобно льющемуся с небес дождю. Кровь же тех, кто безгрешен грязна. Капля, коснувшаяся твоей души проникает в неё и остаётся там до тех пор, покуда ты не оторвёшь испорченный кусок и не выбросишь прочь. И лучше бы это сделать побыстрей, пока пятно не обратилось болезнью и не пустило щупальца-метастазы в надежде поглотить саму твою суть.

Потому для Лешей вопрос о том, как быть: казнить всех виновных, не дав бежать никому, пусть даже ценой случайных жертв, или же упустить некоторое количество преступников из-за чрезмерной осторожности, — не стоял. Одна из двух опций была недопустима. Лишь знание, что любой избежавший кары может стать причиной куда больших человеческих жертв, чем стоило бы ожидать от неосторожной прополки, могло поколебать древесную деву.

Но этого знания не было. Напротив, мстительный дух была твёрдо уверена в том, что лежавшие у её корней злодеи уже побеждены, раздавлены и сломлены. Их жизнь и смерть уже не имели никакого значения для окружающего мира. За ними больше не было силы. Государство, в котором они жили, в скором времени само сожрёт каждого из тех, кто позволил себе слишком многое даже по её законам, чрезмерно мягким по отношению к наделённым властью мразям.

А раз нет никакой разницы, выживут ли преступники или же нет, тогда нет и причин их миловать.

Смерть является слишком мягким наказанием. Как и любая иная форма правосудия, предполагающая объём мучений меньший, нежели тот, которого удостоились несчастные жертвы. К сожалению, прогнать каждого из них через тот же набор пыток, что услужливо подсказывает непрошенная память неупокоенных, можно лишь единожды. Затем их души достигнут своего предела и сломаются. По крайней мере, если не проявить должной степени фантазии.

Однако же в мире есть иные мучения, кроме боли.

Страдать может только то, что в должной мере себя осознаёт. А потому Лешая избрала кару куда менее болезненную, чем хотелось бы: всё ради того, чтобы злодеи не сошли с ума раньше времени. Их разум должен ускользать медленно. По крупице. Они обязаны как можно дольше сохранять надежду на спасение, принимая спасительное отчаяние терапевтическими дозами, не способными окончательно помутить рассудок жертвы до той степени, когда тот становится невосприимчив к мучениям.

Именно потому, обращая людей в деревья, Броня озаботилась о том, чтобы получившиеся отродья были способны время от времени испытывать короткое облегчение: когда ни ветер, ни дождь не будут касаться их листьев, поверхность которых отличалась наибольшей плотностью нервных окончаний. Зимой они опадут, чтобы лежащий на ветвях снег не перегрузил хрупкое сознание противоестественных растений, а весной — вновь прорвутся из набухших гнойных почек.