Читать книгу "Василий III. Иван Грозный - Руслан Скрынников"

В ответ Поссевино допустил прозрачный намек на небезупречную жизнь самого государя.

Дерзость иезуита привела царя в ярость. Он вскочил с места и закричал: «Это какие-то деревенские люди на рынке научили тебя разговаривать со мной как с равным и как с деревенщиной!»

Диспут закончился скандалом. Антоний не оставил слова царя без ответа. Посол «престал говорити, коли-де уж папа волк, мне что уж и говорити». Присутствующие думали, что государь прибьет Антония, а стоявшие подле трона люди (очевидно, дворовые сановники) грозили иезуиту, что его немедленно утопят в реке.

Однако вскоре Грозный успокоился и, отпуская посла, в знак милости погладил его рукой. Два дня спустя Поссевино был вторично приглашен во дворец, и Иван принес ему публичные извинения за то, что в пылу спора назвал папу волком и хищником. Бояре передали послу предложение изложить в письменном виде расхождения между римской и православной верой.

3 марта Поссевино был приглашен на торжественное богослужение в Успенском соборе. По этому случаю на площади собралось до пяти тысяч жителей. Приставы получили приказ отвести Поссевино и его свиту в собор, где для посла было устроено почетное место. Но посол заупрямился, и тогда пристав Евстафий Пушкин «с товарыщи его поуняли… а Антоней начал сердитовати, а ждати государя не похотел, а хотел ехати себе на подворье».

Когда царю доложили о непригожем поведении легата, он остановился посреди площади и почесал в затылке, не зная, что делать. Потом он передал итальянцу приглашение подняться в палаты для переговоров с боярами.

С 1 марта в Москве был созван Священный собор в составе митрополита и шести епископов. Видимо, власти успели собрать духовенство лишь из близлежащих епархий. Можно установить, что в большинстве приглашенные иерархи лишь недавно получили свои посты и не принадлежали к числу известных церковных писателей и богословов. Митрополит Дионисий был поставлен на кафедру из архимандритов новгородского Хутынского монастыря за год до приезда Поссевино. Епископ Сарский и Крутицкий Симеон, живший на Крутицах в Москве, получил назначение примерно тогда же. Будущий патриарх Иов был поставлен епископом Коломенским и Каширским из архимандритов старицкого Успенского монастыря также в 1581 г. Епископ Ростовский и Ярославский Давид получил сан в 1578 г.

Среди названных владык самым близким к особе монарха был, без сомнения, Давид. Он занял кафедру в Ростове в то время, когда этот город уже стал главным «дворовым» городом царя. Понятно, что «дворовый» пост мог получить лишь человек, пользовавшийся полным доверием государя. В неофициальной иерархии он уступал разве что митрополиту.

Зная российские порядки, можно предположить, что Давид взял слово на соборе не по своей инициативе, а по распоряжению или, во всяком случае, с ведома самодержца.

По утверждению Поссевино, сочиненные им тезисы в защиту католичества были зачитаны на соборе, после чего епископ Давид взял слово и «все одобрил» в писании иезуита. Утверждение Поссевино вызывает сомнение. Лишь сумасшедший мог решиться на такой шаг. Более вероятным представляется другое. Давид попытался сгладить распри, найти точки соприкосновения католической и православной веры, славившей единого Христа. Он явно следовал по стопам государя, с неслыханным миролюбием писавшего Баторию о соединении церквей на Флорентийском соборе.

Грозный присутствовал на диспуте. Зная его неуемный темперамент, можно не сомневаться, что он набросился бы на епископа, если бы уловил в его словах хоть тень ереси. Как это ни удивительно, монарх промолчал. В переговорах с Поссевино дипломатия неоднократно брала верх над богословием.

Ни один из иерархов не захотел выступить после речи Давида. Члены Священного собора «не сказали ни слова».

Согласно русским источникам, власти нарядили розыск о ереси Давида и расправились с ним уже после отъезда Поссевино. «Потом же Давида ересь его изобличив, посла в монастырь под начало, дондеже в чувство прийдет». Русские документы сохранили упоминание о деле Давида и сыске «о кресте и богохульных словах» Давида. Итак, московские богословы обнаружили ересь в рассуждениях епископа о кресте и различиях в понимании этого символа христианства. Священный собор будто бы трижды обсуждал вину «дворового» владыки.

Самодержец отмежевался от еретика. Его письмо Баторию и старицкие речи не получили огласки. Кремлевский диспут упрочил престиж государя как поборника православия.

Папский легат был раздосадован исходом московских прений. Царь Иван, писал он, считает себя избранником Божьим, почти светочем, которому предстоит озарить весь мир, он считает, что нет никого более ученого и более исполненного истинной религии, чем он сам. Высокое мнение о себе царь поддерживает среди своих с удивительной строгостью: он решительно хочет казаться чуть ли не первосвященником и одновременно императором. Самой своей одеждой, окружением и всем прочим царь старается выказать величие даже не королевское, но почти папское.

Упреки Поссевино походили как две капли воды на укоры, с которыми сам царь некогда обращался к Сильвестру. Грозный много лет мечтал завоевать авторитет первосвященника ради того, чтобы соединить «образ» высшего духовного пастыря народа с неограниченной властью самодержца. В конце жизни мечта его была близка к воплощению.

Таубе и Крузе приписывали митрополиту Афанасию такие слова, обращенные к Ивану IV в момент его отречения от престола в 1565 г.: «Он (царь) один и единственный, как глава Православной христианской церкви и избранный властелин истинной апостольской веры». В подтверждение достоверности этой «речи» А. Л. Юрганов ссылается на известие официальной летописи об отречении царя: «…а мы все своими головами едем за тобою государем святителем…»

Вопрос в том, относятся ли приведенные слова «государь святитель» к особе монарха?

Летопись повествует, как бояре и всех чинов люди просили митрополита Афанасия немедленно ехать к царю и умолить его вернуться на трон. «А мы все своими головами едем за тобою, государем святителем, своему государю царю и великому князю о его государьской милости бити челом и плакатися». Итак, слова «государь святитель» относятся не к Ивану IV, а к митрополиту Афанасию.

Глава государства охотно исполнял некоторые функции первосвященника, но никогда не претендовал на чин святителя.

Сибирская одиссея

В годы разорения приток русского населения в казачьи станицы усилился. Но чем многолюднее становилось вольное казачество, тем больше оно зависело от подвоза хлеба, свинца и пороха из внутренних уездов России.

Война на всех границах побуждала русское правительство все чаще нанимать на службу крупные казачьи отряды. Наибольшую известность в конце Ливонской войны получили атаман Мишка Черкашенин с донскими казаками и Ермак Тимофеевич с волжскими.

Донцы участвовали в обороне Пскова от войск Батория. Волжские казаки действовали в районе Смоленска. Летом 1581 г. воевода Хворостинин с полками переправился за Днепр и разорил окрестности Могилева. Местный комендант точно установил имена 15 предводителей смоленского войска. Последними в его перечне значатся: «14. Василий Янов, воевода казаков донских; 15. Ермак Тимофеевич, атаман казацкий».