Читать книгу "Невероятная история Вилима Мошкина - Алла Дымовская"

Затем случился Дружников, которого Вилли притащил в их компанию и на их головы. В этом тоже был в ее глазах виноват. Правда, потом Вилли удачно помирил ее с женихом, но полного оправдания себе не сыскал. А уж история с уводом Ани, почитай, его лучшим другом, совсем вышла из ряда вон. Лена стала его презирать, конечно, заочно. Как же так, не сопротивляться и не сделать ни единой попытки вернуть свое! Тоже рыцарь, называется. В придачу дружил с ними обоими и дальше, как будто ничегошеньки не произошло. Слабак и есть. Но когда Дружникову удалось втравить его в свои сомнительные начинания, Лена мнение переменила, хотя и не до конца. Картины будущего, которые восторженно рисовал перед ними тогдашний Валька, пусть и утопические совершенно, принимали на себя свет его веры и вдохновенной правды, волей-неволей призывали к чему-то радостному и высокому, и Лене тогда же сделалось его жаль. Потому, что она давно поняла, кто такой Дружников и предполагала, как тесно ему будет рядом с радужными планами своего компаньона. И не ошиблась. Но вновь особого внимания на личность Мошкина не обратила. У нее хватало собственных неприятностей. Однако, Лена, в силу давнего знакомства, как бы само собой разумеющимся образом, стала захаживать в однокомнатную берлогу отлученного изгнанника, и не столько сочувствия ради, сколько от того, что надо же было ей к кому-то пойти. Они не делились горестями, а тихо выпивали в беседах ни о чем. Но после Зулиной гибели все поменялось. В ее учреждении добросовестные наставники приучили Лену складывать два и два, хотя бы эти двойки и не были видны явно и напрямую связаны. Жалость ее преобразилась в интерес и участие. И Лена открыла для себя новый смысл жизни. Слабак и неудачник на ее глазах переродился в личность загадочную и удивительную, чем дальше, тем больше достойную восхищения. Лена уже не понимала, как это она могла когда-то думать иначе.

На первых порах бороться с непрошенным, незаконнорожденным чувством Лена не могла, просто потому, что не знала о его существовании. А когда узнала, то некоторое время пыталась выдать за естественную симпатию братьев по оружию, и бессмысленно обманывала себя. Пока дело не зашло слишком далеко, и обычная дружба стала для Лены не только неудовлетворительным, но и тягостным вариантом отношений. Пришлось узнать и жгучую ревность, и обиду на несправедливую жизнь, научится хитрой стратегии заманивать и расставлять капканы. С Зулей все было как-то проще и дешевле, возможный проигрыш не носил на себе печати катастрофы. И ведь Лена все знала про Вилли и Анюту. Экзамен на верность и прочность оказался страшен. Она, как библейский Иаков, билась с богом и ангелом, и так же покалеченная, но победившая, встретила утро. Решение оказалось жестоким и простым. Пока она нужна Вилли, пусть он будет ее. Хоть малой частью. Потому что в его сердце ничего изменить нельзя, это так же понятно и непреложно, как обращение небесных тел. После, если все получится, и Аня с их помощью ускользнет из лап Дружникова, что же, пусть возвращается к ней. Лена не уподобится его мучителям и отпустит любимого на все четыре стороны. Даже придумает и сделает так, чтобы ему легче было уйти. Но до этого еще ой! как далеко. И каждый имеет право на толику счастья.

Тогда, в ресторане «Узбекистан», раз уж выпал случай, Лена отважилась, как пушкинская Татьяна, на спорный в смысле результата, и отчаянный шаг. Объясниться первой, невзирая на то, что Вилли может понять ее превратно и отлучить от «Крестоносцев удачи» или, в лучшем случае, положить конец их задушевным общениям и приятельской доверительности. Однако, когда вторая бутылка «Шабли» была опорожнена Леной до дна, и за столом между ними царила уже полная непринужденность, Лена, выбрав удачный просвет в разговоре, сказала заветные слова:

– А ведь я тебя люблю, – и посмотрела на Вилли голубиным, воркующим взором.

– И я тебя люблю, Леночка, – мягко ответил Вилли. По его интонации Лена сделала вывод, что он ничего не понял.

– Ты всех любишь. Даже Дружникова. Но я тебя люблю в том смысле, что я тебя люблю! – в горячке собственного чувства вскрикнула Лена, не громко, но Вилли не мог сослаться на то, что не расслышал. И, кажется, понял. Потому, что переменился в лице. Лена торопливо продолжала:

– Не могу сказать, что любила тебя уже давно или всю жизнь. Это было бы неправдой. Скажи мне кто-нибудь такую нелепость лет пять назад, я бы, наверное, расхохоталась. Да только пять лет назад я тебя еще не знала. И год назад не знала. Узнала, так может, и не влюбилась бы. Это называется силой обстоятельств. И люди меняются. Ты и я. Каждый в свою сторону. Я, к примеру, изменилась так, что полюбила изменившегося тебя, и сейчас не могу понять, как вообще могла жить без этого чувства.

Лена договорила и замолчала. Вилли молчал тоже, крутил нервно в руках сервировочный ножик. На Лену он не глядел. Тишина затянулась, стала неестественной и тревожной. Но Лена не решилась ее нарушить. Что хотела, она уже сказала, и теперь ей оставалось лишь ожидание. Однако, и Вилли не мог молчать до бесконечности. Видимо, он сам это понял, потому что, отложил вдруг ножик, и, по-прежнему не глядя на Лену, заговорил глухим от волнения голосом:

– Знаешь, у меня и раньше были другие девушки и были романы. Правда, короткие и несерьезные. Все равно, Анюте нашлось бы на что пенять. Если в этом вообще есть смысл. Но главное, всех своих подруг я честно и с самого начала предупреждал. Ты, наверное, догадываешься, о чем? – Вилли вдохнул воздух с явным трудом, будто пытался справиться с тяжкой ношей, давившей ему на грудь. Дождавшись от Лены знака, что она прекрасно понимает, о ком и о чем идет речь, заговорил далее:

– Я никого не обманывал и не заставлял. Но и в голову проблем не брал. Да-да, нет-нет. Колхоз, дело добровольное. С тобой я так не смогу! Ты будешь знать, и я буду знать, что ты знаешь. Если придет время выбирать, то есть, оно обязательно придет, иначе ведь Анюта… Не могу сейчас об этом. Но когда время придет, как я смогу выбрать? Это будет одна настоящая любовь и одна настоящая дружба, два долга, которые не отдашь одновременно. Я же не турецкий султан, чтобы держать гарем.

– А тебе и не придется выбирать. Я за тебя замуж не собираюсь. При моей работе это вообще противопоказано. Я уже раз попробовала и поняла – семья не моя стихия. С Анютой ты как хочешь. Можешь потом все ей рассказать. Не думаю, что Аня придаст этому большое значение, – оптимистически предложила Лена. Как она поняла из сбивчивой речи Вилли, ее не отвергают и не отсылают, а только пытаются объяснить то, что она сама знает и так. – Вилли, это же элементарная в природе вещь. Мужчины рано или поздно женятся, и при этом оставляют своих любовниц. Многие потом дружат без обид. Разве что, мое признание помешает делу крестоносцев?

– Никак не помешает. Лена-Леночка, может, одна ты и в силах себе представить, до какой степени я устал! – Вилли посмотрел на нее по-настоящему жалобно и с тоской. – Сомневаюсь иногда, вынесу ли я весь путь до конца. А что ждет в конце? Ты-то представляешь, что меня ждет в этом конце? Какой он будет? Ты офицер спецслужбы и даже уже майор, но скажи мне по совести, тебе приходилось хоть единожды в жизни кого-то убивать?

– Нет, никогда. Убийц я видела, и невольных, и наемных. И один, как я понимаю, сейчас сидит передо мной. Но я ни разу не подняла оружия на человека, хотя имею право его носить и стреляю неплохо, – Лена сказала все это в легком замешательстве, не понимая, к чему клонит ее вдруг посуровевший собеседник.