Читать книгу "Восхождение самозваного принца - Роберт Энтони Сальваторе"

— Королева настаивала на этой встрече, ваша честь, — говорила дрожащая всем телом фрейлина. — Я отправилась к госпоже Пемблбери, и она согласилась, хотя у нее наверняка были дурные предчувствия.

Джилсепони опустила голову, чтобы те, кто стоял вблизи нее, не истолковали превратно ее улыбку. Какая откровенная и вместе с тем объяснимая ложь! Констанция наверняка заранее склонила эту глупенькую девчонку на свою сторону, и теперь той не оставалось иного выхода, как лгать дальше!

До чего же Джилсепони сейчас хотелось вмешаться в разбирательство! Подойти к этой фрейлине и задавать ей вопросы до тех пор, пока глупышка не начнет противоречить самой себе. А потом — уличить ее во лжи. С каким бы наслаждением Джилсепони восстановила справедливость! Она бы заставила эту дурочку сознаться, как все было на самом деле, кто кого приглашал на чаепитие и в чьих руках находился пузырек с ядом.

Но сделать этого Джилсепони не могла. Закон не позволял ей задавать вопросы свидетелям. Даже король не мог обратиться к этой лживой девчонке. Задавать вопросы свидетелям могли только члены суда, избранные из числа знати, важно восседавшие сейчас рядом с помостом. Но никто из них, разумеется, не станет этого делать. Никому из придворных не нужна была истина, если она свидетельствовала в пользу Джилсепони, а не Констанции Пемблбери.

Следующей Калас заставил говорить служанку, обнаружившую пустой пузырек за поясом платья Джилсепони. Затем настал черед всех тех, кто слышал крики Констанции о том, что королева ее отравила. Герцог закончил собственными показаниями, поведав о последних минутах придворной дамы, также подтвердив, что, умирая, она обвиняла Джилсепони.

Все это время Джилсепони глядела либо в пол, либо на своего мужа. Дануб сидел на установленном перед помостом троне, окруженный неподвластными эмоциям и верными своему долгу гвардейцами из Бригады Непобедимых. Они стояли совершенно неподвижно, больше похожие на изваяния, чем на живых людей. Джилсепони видела боль на лице короля, видела, как каждое обвинение в ее адрес заставляло его вздрагивать.

Судилище убивало Дануба даже сильнее, чем саму Джилсепони, хотя это утро могло оказаться последним в ее жизни.

Закончив свою эмоциональную речь, герцог Калас с ненавистью взглянул на обвиняемую. Потом он повернулся и поклонился толпе. Далее, как того требовал протокол, он должен был покинуть помост. Герцог специально прошел мимо Джилсепони.

— Я всегда относился к вам без малейшей симпатии, — прошептал он, — но я даже представить себе не мог злодеяния, которое вы учинили над Констанцией. Вам было недостаточно разрушить все ее надежды и мечты?

— Я не сделала ей ничего дурного, — ответила Джилсепони. — И вы прекрасно знаете, что послужило причиной смерти вашей подруги.

Калас презрительно хмыкнул, затем спустился с помоста и занял место среди знати, сидевшей в первых рядах.

В толпе раздались крики, быстро подхваченные десятками услужливых глоток. Народ требовал смерти королевы. Джилсепони не осуждала этих людей, которым не терпелось поскорее увидеть ее на виселице. Она понимала, что толпа с готовностью приняла понятную для них версию и не допускала даже намека на то, что все могло происходить совсем не так. Когда король Дануб встал с трона и подошел к помосту, вопли уже перерастали в оглушающий рев. Король поднял руку, требуя тишины. Постепенно, далеко не сразу крики смолкли.

Повернувшись к Джилсепони, Дануб жестом велел ей приблизиться к нему. Затем он махнул стражникам, которые подошли к королеве, намереваясь препроводить ее вниз. Те послушно замерли.

Его жена спустится сама.

Джилсепони сошла по ступенькам и встала рядом с мужем, стараясь, чтобы ее лицо оставалось спокойным, без следов презрения или насмешки. Ей не хотелось усугублять душевные муки Дануба.

— Ты слышала предъявленные тебе обвинения и показания свидетелей, — произнес король, и Джилсепони видела, какие усилия он прикладывает, чтобы подавить дрожь в голосе. — Согласна ли ты с этими обвинениями или же намерена возразить против них и заявить о своей невиновности?

— Я полностью отвергаю все обвинения в свой адрес, — громко и отчетливо ответила Джилсепони. — Я не убивала Констанцию Пемблбери.

Последние ее слова потонули в новой волне криков и проклятий.

— Лгунья! Убийца! — слышалось со всех сторон.

— Я не знаю, что заставило госпожу Пемблбери решиться на подобный шаг, если это было самоубийство. Если же нет, я не знаю, с какой целью ее отравили, — продолжала Джилсепони, не пытаясь перекричать толпу и говоря больше для мужа, чем для собравшихся вокруг помоста. — Когда Констанция вдруг зашаталась и я, подхватив ее, поняла, что она отравлена, меня это поразило так же сильно, как и всех остальных…

Джилсепони замолчала. Она понимала: бесполезно объяснять, каким образом пузырек с ядом мог оказаться засунутым за ее пояс. Это никого не убедит в ее невиновности. Здесь знать была заодно с толпой простолюдинов. Аристократы явились на судилище, жаждая отомстить Джилсепони не только за убийство Констанции Пемблбери, — они мстили ей за то, что она дерзнула возомнить себя одной из них.

А простой люд? Джилсепони трижды становилась их героиней, победив демона-дракона, злодея Маркворта и розовую чуму. Но, видно, народная память была короткой…

Люди пришли сюда увидеть казнь. Увидеть подтверждение тому, что даже первые лица государства не выше основополагающих законов, управляющих всеми, и даже им, могущественным и всесильным, не дозволено убивать людей по собственной прихоти. Народ жаждал такого подтверждения, и, если казнь Джилсепони явится примером торжества справедливости, пусть справедливость восторжествует, да поскорее.

Джилсепони прекрасно все это понимала и потому не стала ничего объяснять, ограничившись словами:

— Я не убивала Констанцию Пемблбери.

Ее слова вызвали злобный свист и улюлюканье. Воздух буквально дрожал от негодующих криков и воплей. Толпа глумилась над ее словами о своей невиновности. Теперь, по обыкновению, король должен был обратиться к вельможным судьям с просьбой вынести приговор. Затем каждый из судей обращался к народу, спрашивая его мнение. Так требовал закон. Но сейчас подобное обращение к толпе выглядело бы просто смехотворным; оттуда не раздалось ни одного голоса в поддержку невиновности королевы Джилсепони.

И вновь она посмотрела на мужа. Ей показалось, что он все более сникает, не выдерживая нескончаемых криков, требующих казни. Как скоро он дрогнет?

Джилсепони твердила себе, что не имеет права осуждать мужа. Ему сейчас приходится думать о более значительных вещах, чем жизнь своей жены.

Неожиданно король Дануб стряхнул с себя оцепенение, расправил плечи и с вызовом огляделся по сторонам. Резко взмахнув рукой, он громогласно крикнул:

— Тихо!

Его окрик заставил умолкнуть всех: и толпу, и знать. Дануб повернулся к жене.

— Скажи мне, — негромко произнес он. — Я должен услышать твои слова прямо сейчас, находясь с тобой лицом к лицу. Сделала ли ты с Констанцией Пемблбери то, в чем тебя обвиняют? Была ли ее смерть результатом твоих непосредственных действий?