Читать книгу "Вещий. Разведка боем - Юрий Корчевский"

– Сын.

Ни фига себе – поворот.

– А говорили, что князь в Литву съехал.

– Людишки много говорят. Знают мало.

Видимо, о людях это… м-м-м… привидение было невысокого мнения.

– Из-за чего убил?

– Злато-серебро, только оно ему не досталось.

– А кому?

Привидение, или как его там, зевнуло, лицо его снова стало зыбким, контуры его расплылись, и вскоре оно исчезло, а за ним – и туман.

Не переработался ли я в подземелье? Может, мне весь этот разговор с духом пригрезился?

Я сидел в каком-то ступоре, оглушенный и подавленный. Ясный перец – я влез туда, куда мне не следовало нос совать. Что я знаю о магии? Ровным счетом – ничего. А если это привидение – назовем его так – выйдет из-под контроля? И что оно может – только говорить или делать нечто более существенное? А вдруг это – тот самый свиток, который искал настоятель, и все доставленные ему книги и манускрипты, вместе взятые, не стоят одного этого свитка? Что делать?

Я растерялся, может быть, впервые в этой жизни. Швырнуть свиток в огонь? Это самый простой, но не лучший выход. «Пусть пока полежит, – подумал я, – сто пятьдесят лет лежал в подземелье – пусть еще потомится».

Я аккуратно свернул свиток, положил его в свой сундук, запер замок.

Уф! От страстей таких обалдеть можно. И все-таки, может, от греха подальше отдать его настоятелю? Ну пожурит слегка, так можно сказать, что позже его нашел.

А собственно, что я знаю о подземелье? Забрал содержимое сундука да книги со стеллажей. А ход, откуда могильным холодом веяло, я не обследовал. Может быть, еще что-то важное пропустил? Не заняться ли мне этим вплотную? Взять несколько светильников и, не торопясь, тщательно обследовать все подземелье. Чует мое сердце – очень непростое это место, много тайн оно скрывает.

Куда скрылся княжич после убийства отца? О каком злате-серебре поведало привидение?

Много вопросов, слишком много. И посоветоваться не с кем. Не пойдешь же с этим к настоятелю Савве? А то еще и в связи с дьяволом обвинит. Нет, не пойду к настоятелю, хотя он мне ничего плохого не сделал. Мудрый совет – вот что я хотел бы сейчас услышать. Занятно, существует ли какой-либо план подземелья? И почему я не заглянул в другие свитки? Может быть, ответ на все вопросы рядом был, лежал, свернутый в трубочку, а я его своими же руками в монастырь отдал.

Чем больше я думал о подземелье, тем сильнее мне хотелось спуститься туда вновь. Я почувствовал в себе азарт исследователя. Только утром еще был рад, что не придется спускаться туда вновь, и вот – здравствуйте, я ваша тетя. Сам, по своему желанию хочу туда вернуться. Воистину, неисповедимы пути Господни, а человек – переменчив. Нет, прочь мысли о подземелье, пусть все пока останется так, как есть – время терпит.

Прошел месяц, заполненный заботами о доме и деревне, вернее – уже селе: никак не могу привыкнуть к новому статусу своего имения.

После одной из служб в церкви, аккурат на Усекновения главы Иоанна Предтечи, Дня поминовения всех православных воинов, за веру и отечество на поле брани убиенных, ко мне подошел отец Питирим.

– Здравствуй, Георгий!

Я поклонился.

– Давненько ты в монастыре не был, настоятель свидеться хочет.

– Раз хочет, значит – свидимся.

Я возвращался из церкви и размышлял – зачем я понадобился. Лена опиралась на мою руку и всю дорогу к дому о чем-то говорила, только слова ее пролетали мимо моих ушей. Вдруг какое-то слово задело сознание.

– Ты что сейчас сказала?

– Новости городские пересказывала – после службы разговаривала со знакомыми.

– О чем говорили?

– Вот те на! Я тебе всю дорогу рассказывала.

– Извини, задумался немного. Повтори, что ты говорила в последнюю очередь?

– О страже.

– Не слышал ничего ни о какой страже.

– Ну как же, указ государев вышел, для того, значит, чтобы с пожарами бороться. В каждом городе стража пожарная будет.

Хм, интересно! Ну и ладно, давно пора, а то, как ни год – особенно засушливый, так целые кварталы или даже улицы выгорают.

На следующий день я выехал в монастырь.

Настоятель встретил меня ласково, как лепшего друга. Ой, хитер настоятель. Мягко стелет, да жестко спать. Неуж еще какую-то тяготу придумал?

Мы поговорили о погоде, о ценах на урожай. Репу, брюкву и капусту я уже продал на торгу – не сам, конечно, управляющий Андрей. Пшеница росла на моих землях плохо, поэтому я сеял рожь да ячмень, и зерно продавать не собирался – своя мельница была да постоялый двор.

– Как книжицы да манускрипты, что нашел я по твоему поручению, настоятель? Те ли, что сыскать надобно было?

– Какие книжицы, Георгий? Ты о чем?

Я замолк, как язык проглотил. Намек я понял – о книгах ни слова, как будто их не существовало никогда. Тогда зачем вызвал настоятель?

– Верно служишь – на поле брани не трусишь, но и голову зазря не подставляешь. Язык опять же не распускаешь, разумом не обделен. Все время, как тебя вижу, думаю – и что ты от Разбойного приказа отказался?

Я только рот открыл – ответить, как настоятель вынул из шкатулки пергамент:

– Читай!

Я взял пергамент в руки.

– Боярин Михайлов… высочайшим соизволением… землею.

Я тряхнул головой, начал читать снова и медленно.

– Это что?

Настоятель засмеялся.

– Ты что – грамот жалованных не видел никогда?

– Откуда же?

– Государь тебя из прочих выделил за службу верную и жалует тебя землею. Немного землицы, верно, так тебе удобно – по соседству с твоим наделом, на полдень.

– Погоди маленько, настоятель. Сколько земли?

– Тут же писано – пять сотен чатей. Конечно, невелика дача, зато от самого государя.

Настоятель хитро улыбнулся, и я понял, что без отца Саввы тут не обошлось. Чем больше я его узнавал, тем яснее мне становилось – есть у него наверху, среди придворных, свои люди. С чего бы государь о рядовом, незнатном боярине Михайлове вспомнил? У него таких, как я, – не одна сотня, а может, и тысяча.

– Ты что, боярин, недоволен?

– Нет, просто удивлен и обрадован: надо же, сам государь грамотку подписал.

– Ну это ты подрастерялся маленько – бери, владей.

Настоятель протянул мне грамоту.

Я встал и поклонился. Я прекрасно понял, откуда дует ветер и кому я обязан дачей. К слову: «дача» – это не садовый участок в современном его понимании. Это земля или поместье, жалованное, данное государем дворянину. Потому и «дача».