Читать книгу "День народного единства. Преодоление смуты - Валерий Шамбаров"

Возникновению второго заговора случайно подыграл сам кардинал. В качестве нового любовника он подсунул королю 18-летнего красавчика Сен-Мара, сочтя его безобидным. Но тот оказался капризным и вздорным юношей, устраивал скандалы и мог грубить даже Людовику. А против Ришелье стал враждовать. Существует версия, что король в этом поощрял любимчика, поскольку уже тяготился опекой премьера и был не против, если бы кто-то его избавил от Ришелье. Но Сен-Мар шел дальше, он связался с Испанией, с теми же Гастоном Орлеанским и Буйонном, замышляя государственный переворот. Но разве мог этот мальчишка тягаться с кардиналом? Через шпионов Ришелье добыл копию письма заговорщиков к Оливаресу с просьбой поддержать их и проектом крайне невыгодного для Франции мирного договора. И представил все это королю. Гастон, припертый уликами, немедленно заложил единомышленников. И Сен-Мара казнили вместе с его другом де Ту — который в заговоре не участвовал, но не донес. Правда, Буйонн уже успел впустить испанцев в Седан, но туда послали Мазарини. Он умело подъехал к жене Буйонна, уломал повлиять на мужа, обещая амнистию. В Седан удалось без боя ввести французские войска, а губернатора сменили. Таланты Мазарини оценили по достоинству, ему выхлопотали сан кардинала (хотя он, как и Ришелье, никогда не был священником).

В Англии, наоборот, торжествовала оппозиция. Заклевав короля и урезав его власть, парламентарии этим не удовлетворились. Развернули наступление на англиканскую церковь. Правда, тут мнения разделились: одни депутаты требовали только запретить священнослужителям вмешиваться в светские дела, другие — полной отмены института священников. Да и наложить лапу на церковное имущество многим казалось соблазнительным. Но этим возмутились пэры, отвергли подобные законопроекты. И вокруг короля стали группироваться «умеренные», которых пугали растущие запросы палаты общин. Правительство же, по-прежнему не имея средств, продолжало выжимать их из Ирландии.

И в ноябре 1641 г. терпение ограбленной и униженной колонии лопнуло. Восстал весь остров. На долголетний гнет, депортации и истребление ирландцы отвечали адекватно. Убивали английских переселенцев, угнездившихся на их землях, женщин и детей топили или изгоняли прочь, предварительно раздев донага, на смерть от холода и голода. По британским данным, погибло до 30 тыс. человек. Впрочем, за точность ручаться не приходится — англичане уже в то время умели манипулировать «общественным мнением», и данные взяты из газет, живописавших зверства «ирландских дикарей» (впоследствии оказалось, что в городах спаслось довольно много англичан, и их через 8 лет перебьют свои же англичане — в качестве «роялистов»).

Командующий британскими оккупационными войсками О’Коннел, в общем-то, верно разобрался в причинах восстания и докладывал о них, но в его руках осталось лишь несколько крепостей, требовалось уже не просто усмирение, а вторичное завоевание Ирландии. Парламент горячо ухватился за эту идею, квалифицируя бунт как «наступление католицизма» (на права протестантов!). Для финансирования экспедиции был выпущен заем под залог ирландских земель, которые будут конфискованы у «мятежников». Но, собрав деньги, палата общин вдруг… призадумалась — а не опасно ли будет давать королю армию? Карл уж и не знал, что же еще надо оппозиции? Потребовал объяснений. И тогда парламент издал «Великую Ремонстрацию» (хотя и принятую большинством лишь в 11 голосов). В ней подробно перечислялись все «проступки» короля с начала его правления, все, что можно подогнать под «злоупотребления». Откуда вытекали требования прекратить эти «злоупотребления», поставить под контроль парламента деятельность министров, лишить епископов их прав, обеспечить «свободу совести»… В общем, покатилось по второму кругу.

А король, перед тем как воевать с ирландцами, решил съездить в Шотландию, договориться о союзе или хотя бы нейтралитете. И там неожиданно для себя узнал, что в Шотландии у него много сторонников, которые открыли ему глаза и представили доказательства, что в прошлой войне действия шотландцев и английской оппозиции четко координировались. Ошарашенный тем, как его водили за нос, Карл поехал в Лондон — и обнаружил, что в Англии его авторитет тоже еще высок, по пути толпы простолюдинов радостно приветствовали своего монарха. И король резко изменил поведение, готовясь к роспуску изменнического парламента. Оппозиция об этом пронюхала и нанесла удар первой. Опять взбунтовала городскую чернь, вооруженные банды ворвались в парламент и изгнали делегатов, верных королю, — епископов, лордов, дворян. Таким образом, пуританские лидеры сами преступили законы, за которые «боролись», о неприкосновенности парламентариев, о невозможности их разгона.

Король через генерал-прокурора потребовал ареста смутьянов. Это не было исполнено. Тогда он сам с 500 солдатами (а больше у него и не было) явился в парламент арестовать 5 главных преступников. Они в последний момент успели скрыться через другой выход и принялись по предместьям поднимать народ «на защиту парламента». В Лондоне началась смута, оппозиционеры объявили мобилизацию городского ополчения. И Карлу эта волынка надоела. Он уехал в Оксфорд и стал собирать войска. А оппозиция, в свою очередь, формировала лондонскую милицию, которую возглавил граф Эссекс. Сторонников короля называли «кавалерами», парламента — «круглоголовыми», поскольку они, в отличие от дворян, не носили длинных волос. Первым открыл боевые действия депутат парламента Кромвель. Создав отряд со своим зятем, он по собственной инициативе захватил склад оружия в Кембридже и погромил обоз, везший королю деньги и столовое серебро.

22 августа 1642 г. Карл поднял в Ноттингеме свое знамя, что означало официальное объявление войны. Но англичане во все времена носились со своими законами как с писаной торбой, поэтому война объявлялась не парламенту — такого законы не предусматривали, а графу Эссексу, на что монарх имел полное право. И юридическим поводом стала не государственная измена проходимцев-парламентариев, а то, что только король мог мобилизовывать милицию, то есть Эссекс нарушил его прерогативы. В целом же ситуация сложилась странная. В Лондоне к власти пришли олигархи-пресвитериане, и у них было огромное преимущество — порты, главные города, флот, деньги, оружие. Но сами-то они были отнюдь не против королевской власти, только хотели сделать ее подконтрольной. И Эссекс с другими парламентскими генералами были не против короля. Они не хотели потерпеть поражение, но и не желали победы над ним, потому что не знали: что же делать с этой победой?

И войско-то отправили «на защиту» короля! Других вариантов законы тоже не предусматривали. Вот и рассчитывали продемонстрировать силу и замириться с Карлом. Однако замириться, независимо от условий, не позволяли опасения — а будет ли король эти условия выполнять? Парламент увяз в обсуждении «гарантий» — и никак не мог придумать, какими же должны быть «гарантии», чтобы Карл не смог их нарушить? Армия Эссекса тем временем топталась на месте. Впрочем, в обе армии собрались люди, ни разу не воевавшие. И когда в октябре сошлись в бою при Эджехилле, неумело маневрировали туда-сюда, тыкались друг к другу робкими атаками. Но у короля были все же дворяне со своим гонором и понятием чести. А войско «круглоголовых» состояло из всякой сволочи, вело себя трусливо, чуть что показывая спину, и потери понесло впятеро больше, чем «кавалеры».