Читать книгу "Выбор наместницы - Вера Школьникова"

— Просим, сударыня, граф к вам сейчас выйдет.

Значит, к нему пришла не Ивенна. С герцогиней Квэ-Эро лакей не посмел бы так разговаривать, будь ее муж хоть трижды изменник. Он встал, торопливо пригладил волосы, застегнул верхнюю пряжку на камзоле и вышел в приемную. Дама стояла у двери застывшим изваянием, тяжелые складки черного платья только сильнее подчеркивали светлый мрамор кожи. Он склонил голову в вежливом приветствии и показал гостье на кресло:

— Прошу вас, сударыня, присаживайтесь. Боюсь, что не имею чести быть представленным вам.

Теперь, когда незнакомка оказалась в освещенном круге, он мог рассмотреть ее как следует, хотя и старался сделать это незаметно: нет, он точно никогда не видел эту женщину, точнее, совсем молоденькую девушку. Все в ней казалось неправильным: одета как замужняя дама, а обручального кольца на руке нет, платье, хоть он и не особо разбирался в придворных фасонах, больше под стать богатой купчихе, а черты лица и точеные запястья в облачке кружев выдают породу. В любом случае — замужем она или нет, знатная дама или простая горожанка, она должна понимать, что молодые женщины не приходят по ночам к одиноким мужчинам, если хоть сколько-то дорожат своей репутацией. Тем более в королевском дворце, где одной неосторожной улыбки порой достаточно, чтобы навсегда утратить доброе имя.

Она прошла в центр комнаты, остановилась перед письменным столом, но осталась стоять, глядя графу прямо в глаза, ей даже не пришлось поднимать взгляд, они оказались одного роста:

— Меня некому вам представить, граф, как полагается по этикету.

Граф с пониманием кивнул — думать об этикете и впрямь уже было поздновато. Как в прямом, так и в переносном смысле — дворцовые часы недавно пробили полночь. Девушка сцепила руки в замок, словно собираясь с силами, и продолжила:

— Я Риэста Эльотоно.

— Миледи? — Граф не сумел сдержать удивление.

Насколько он знал, все сестры герцога Квэ-Эро были замужем, и ни одна из них не вышла за кузена. Риэста никак не могла сохранить родовое имя, а для замужней дамы воспользоваться девичьей фамилией означало оскорбить супруга. Но фамильное сходство было несомненно: те же самые темно-синие глаза, что кажутся черными, пока прямо в них не заглянет пламя или солнечный луч, изящной лепки высокие скулы, светлые волосы, твердый рисунок губ, и, самое главное, знакомое выражение лица. Доверчивая мягкость, силой запрятанная под маску твердой уверенности.

Девушка отмахнулась от незаданного вопроса:

— Это не имеет никакого значения. Мой муж… я ушла от него. — Коротко и ясно, закрывая тему, и тут же к делу. — Я должна поговорить с вами, граф, это очень важно.

Он смотрел не на ее лицо, спокойное, под стать голосу — похоже, девочка прошла суровую школу, а на руки — казалось, нет в мире силы, способной расцепить сжатые пальцы:

— Конечно, миледи, прошу вас, сядьте, — он подвинул ей кресло чуть ли не под ноги, рискуя придавить юбку. Она села, так и не расцепив рук, не отведя взгляда от его лица. Теперь свеча оказалась за ее спиной, и платиновые волосы окружили голову девушки сверкающей паутиной, похожей на серебряные ореолы вокруг магов на старинных фресках. Он сел напротив, постарался придать лицу самое располагающее к откровенному разговору выражение — проклятье, сколько же ей лет? На вид так больше шестнадцати не дашь, а смотрит как седая старуха, доживающая свои дни у неласковой невестки. И что значит: ушла от мужа? Кто о ней теперь позаботится?

— Через три дня суд объявит приговор. Я знаю, что вы тоже участвовали в мятеже, все знают. И не только вы. Почти все лорды так или иначе виновны. А отвечать будет один. Это несправедливо, — она говорила тихо, не повышая голоса, четко выговаривая каждое слово, медленно, словно опасаясь, что не выдержит и сорвется в крик.

— Я приехал, чтобы просить ее величество проявить снисхождение, — но он и сам понимал, как фальшиво звучат для нее его слова.

— Она ничего не станет делать. Даже если захочет — не сможет, она сама сказала. Кого-то ведь нужно наказать, чтобы другие запомнили.

— Это вам сказала наместница?

— Нет, она просто сказала, что не может отпустить.

— Я понимаю, но миледи, что я еще могу сделать? Все, что в моих силах — просить. И я буду просить, хотя, поверьте, не привык.

— Это не поможет. Я думала, весь этот месяц думала, хотела устроить побег — но это невозможно. А сейчас уже слишком поздно. Есть только один способ — наместница простила всех остальных мятежников, она ведь не может казнить всех сразу. Вы ведь не пленник, а гость. Я не в свите наместницы, но при дворе все про всех знают. Вам позволят самому набрать новый военный гарнизон в Виастро, за счет империи, и отдадут под ваше командование на десять лет. Молодому герцогу Астрину обещали в жены племянницу наместницы, и так с каждым. Каждого купили.

— Да при чем здесь гарнизон? Нет никакой купли-продажи! Просто раньше у нас был шанс — теперь нет. Драться дальше — зря проливать кровь. Мы проиграли.

— Проще всего сказать: «мы проиграли», когда не вам идти на плаху! — Она все-таки сорвалась.

— Я попытаюсь убедить наместницу ограничиться изгнанием.

— Его казнят, потому что он один.

— Вы бы предпочли, чтобы казнили еще кого-нибудь? Например, меня? Не понимаю, чем это поможет вашему брату. Но если поможет — то, право же, я готов.

Она на секунду прикрыла глаза, успокаиваясь:

— Нет, я не хочу, чтобы вас казнили, простите. Я хочу, чтобы простили всех. Если все мятежники скажут, что виноваты в равной степени, наместница не сможет наказать только одного, но не сможет и наказать всех. Не то останется вообще без лордов.

Она смотрела на него с такой надеждой: правда же, замечательно придумано! Бедная девочка и впрямь любит брата. И это несмотря на неудачное замужество. Лучше бы Квейг повнимательнее следил, за кого отдает своих сестер, чем в одиночку штурмовал королевские дворцы!

— Миледи… Риэста…

— Вы боитесь?

— Нет. Но я — один. И кроме меня на ваш план согласятся от силы двое.

— Но ведь это уже шанс!

— Нет, — проклятье, не объяснять же ей все политические тонкости.

Одно дело сменить герцога в мирном Квэ-Эро, а другое — оставить без лордов приграничные провинции. Он может писать одно признание за другим — наместница прочтет, укоризненно покачает головой и милостиво простит. Обязав этой милостью сильнее, чем всей имперской армией вместе взятой. Если бы все мятежники признали свою вину и настаивали на суде, что-то еще могло получиться, но у всех семьи и земли. И Квейг это прекрасно понимал, потому и пошел один. Вэрд чувствовал себя последним подлецом, ох, насколько же легче было бы ожидать казни под замком, чем смотреть, как бедная девочка расшибается о непробиваемую стену.

Она резко поднялась:

— Вы просто трус!