Читать книгу "Яростный Клинок - Дэвид Геммел"

— Все еще боишься, Коннавар?

— Нет.

Наклонившись, он поднял ее на ноги. Эриата отвела его к постели, и они легли рядом. Она обвила его ногами, и он вошел в нее. Приятное тепло дарило радость, но оно было ничем по сравнению с чувством гармонии, охватившим его. Такого он никогда не испытывал и даже не представлял, что так бывает. Сплетенные тела, касающиеся губы… Он двигался все быстрее и быстрее, и все сознание сосредоточилось на одном — движении и тепле. Вселенная сузилась до размеров этого домика, а то и кровати. Ничто не имело значения, кроме острой нужды — двигаться быстрее и быстрее. Тело взмокло от пота. Приподнявшись на локтях, Конн сделал последний толчок, приглушенно вскрикнул и рухнул на кровать, тяжело дыша.

Они полежали в молчании несколько минут. Потом Эриата принялась гладить его грудь и живот. Возбуждение вернулось довольно скоро, и он попытался снова влезть на нее, но она нежно остановила его.

— Нет, милый, теперь пришло время твоего образования. Ты показал мне, что можешь спариваться, и делаешь это очень хорошо. А теперь посмотрим, как быстро ты умеешь учиться.

— А чему я должен учиться?

— Обращаться с телом возлюбленной, как со своим. Доставлять ей столько же удовольствия, сколько она доставляет тебе, руками, губами и телом. Терпению и контролю над собой. Ты сможешь сделать то, о чем я говорю?

— Посмотрим, — улыбнулся Коннавар.

— Тогда мы немного полежим рядом, просто касаясь друг друга. И я научу тебя всем секретам искусства.

Весь вечер и половину ночи Эриата обучала его. Он так никогда и не узнал, что первый оргазм она лишь изобразила, тем более что, к ее собственному удивлению, второй и третий получились по-настоящему.

Потом они сидели на кровати и пили сидр.

— Мне хотелось бы научить тебя большему, Коннавар, — сказала она, — но ты научишься и без меня. И доставишь своей жене радость. Скажи, кто счастливая избранница?

— Ариан, дочь кузнеца. Ты ее, наверное, видела. У нее золотые волосы и лицо, как у богини.

— Да, видела. Она очень хорошенькая, — ответила Эриата, вылезая из кровати и надевая выцветшее синее платье.

Конн почувствовал, как изменилось ее настроение.

— Что-то не так?

— Все в порядке, просто тебе пора идти, уже поздно.

— Я что-то не так сказал? — спросил он, поднимаясь и подбирая одежду с пола.

— Глупый мальчик, — ответила Эриата, нежно глядя на его лицо. — Ты не сделал и не сказал ничего такого, что могло бы оскорбить меня. Скорее наоборот. Иди домой и дай мне отдохнуть. Ты утомил меня, мне надо поспать.

Конн оделся и направился к двери. Внезапно остановившись, он взял ее за руку и поцеловал.

— Я никогда не забуду эту ночь.

— Я тоже. Иди домой.

Уже на пути домой под мелким моросящим дождем он вспомнил, что не дал ей денег. Конн возвратился и собрался постучать, когда услышал звуки плача, доносящиеся из темноты.

Юноша молча достал три серебряных монеты из кошеля и положил их возле двери. Потом, надвинув капюшон, отправился домой.

Когда лето подошло к концу, зерно было собрано и убрано в амбары, деревенские ребята отправились в лес вместе с отцами, чтобы запасти дров на зиму. Мальчики помладше собирали ветки для растопки в большие полотняные мешки и относили в деревню. Несколько команд взрослых выбирали деревья и валили их. В округе оставалось довольно много высохших деревьев, и их срубили первыми, а потом очистили от веток, чтобы старшие мальчики могли распилить стволы на чурбачки, которые потом скатывали с холма вниз.

Коннавар и Браэфар распиливали такое дерево четырехфутовой двуручной пилой. Когда зазубренное лезвие вошло в ствол наполовину, они совсем взмокли. Правая рука Крыла, покрытая волдырями, была обмотана тряпкой, промокшей от крови. Браэфар был на год моложе Коннавара, на голову ниже и на двадцать фунтов легче. Казалось, природа подшутила над сыном могучего воина, Руатайна. Сын тонкого и изящного Вараконна рос с каждым днем, становясь все крепче и шире плечах, и его энергии и силе уже сейчас трудно было противостоять, а родной сын воина отличался хрупкостью сложения. Браэфар стыдился этого, ведь, хотя он бегал быстрее всех в поселке и стрелял не хуже других, он до сих пор плохо сражался бронзовым мечом и не мог побороть годовалого теленка. У него была мягкая кожа, и сколько он ни работал, сухих мозолей нажить не мог. Всякий раз, как он брался за пилу, ладони кровоточили.

Юноши работали все утро, а когда приблизился полдень, отложили пилу и присели в тени раскидистого дуба, чтобы перекусить. По синему небу неспешно плыли облака, бросая тени на зеленые долины, а над вершинами гор показались тучи, обещая ближе к вечеру дождь.

Братья поели хлеба с медом и запили его холодной водой из ближайшего ручья.

— Что-то ты притих, — заметил Коннавар, выливая холодную воду из кружки на мокрые от пота золотисто-рыжие волосы.

Браэфар помолчал, а потом произнес, не глядя брату в глаза:

— Думаю, ты любишь Иноземца больше, чем меня.

Слова удивили Конна. Его сводный брат никогда не жаловался и не любил ссор. Теперь юноша понял, почему в последние несколько недель Браэфар казался каким-то отчужденным.

— Прости, Крыло, — ответил он. — Ты мой брат, и я очень люблю тебя. Но Бануин много знает о мире, а мне нравится учиться.

— Чему он может научить? — горько спросил Браэфар. — Мы учимся пахать, разводить лошадей, скакать верхом, стрелять и сражаться. Мы учим великие песни риганте. Что еще нужно?

Конн доел хлеб и слизал остатки меда с пальцев.

— Ты знаешь, кто такой солдат?

— Солдат? Нет.

— Человек, который сражается круглый год.

— Такой человек идиот, — ответил Браэфар. — Кто работает на его ферме, пока он сражается? Кто собирает урожай и кормит скот?

— У него нет фермы. За то, что он воюет, ему платят золотом. А поскольку у него нет фермы, ему не нужно возвращаться в конце лета, чтобы собрать урожай. У людей Бануина целые армии солдат.

— Тогда, — рассмеялся Крыло, — им очень скучно зимой, когда их враги отправляются домой.

Конн покачал головой.

— У их врагов нет дома. Потому что солдаты следуют за ними, убивают их и захватывают земли.

— Но это глупо. Что ты будешь делать с землей, которая далеко от твоей?

— Бануин говорит, что они заставляют побежденных, тех, кто выживет, платить дань победителю. Золотом, или зерном, или деревом, или скотом.

— И все равно непонятно. Человек не может съесть слишком много хлеба. А скоту нужны пастбища. Предложи кто-нибудь отцу еще тысячу голов, он бы отказался. Им бы не хватило травы.