Читать книгу "MOBY. Саундтрек моей жизни - Моби"

– Вот тебе двадцать долларов, – сказал он, протягивая мне смятую купюру. – Мы устроим новую вечеринку и в следующий раз сможем заплатить тебе больше.

– Ладно, хорошо, – ответил я, пожал ему руку и забрал двадцатку.

Разговор об оплате у нас вообще не заходил, но двадцать долларов – это вполне хорошие деньги. На них можно два раза съездить на такси через весь город, сложив пластинки в багажник. Или устроить обед на двоих в «Анджелика-Китчен». Или купить еды на неделю. Гонорар в двадцать долларов меня совершенно не оскорбил. Я жил в Нью-Йорке, делал музыку, и хиппи с Гоа приглашали меня работать перед пустыми залами.

Следующая остановка – Челси. Неделю назад я работал в «Марсе», и тут ко мне подошел престарелый афроамериканец по имени Морис и спросил, не хочу ли я поработать диджеем на ежемесячной свингерской вечеринке, которую он устраивает. Я сказал «да», потому что диджеем я был готов работать где угодно. Если бы ко мне подошел ассенизатор из Квинса и спросил, не хочу ли я поработать диджеем в его гостиной для него и его бабушки, я бы, наверное, ответил: «Да, но только если ты не станешь мне платить».

– Какой пароль?

– «Прикоснуться к классному», – снова сказал я, чувствуя себя запачканным и находящимся в совершенно абсурдном положении одновременно.

Я хотел работать диджеем в самых больших клубах в самые лучшие дни. Я хотел быть прославленным диджеем и музыкантом. Но еще я был совершенно неразборчив в работе, на которую соглашался. Я не отвечал «нет» ни на одно профессиональное предложение до 2002 года. Я боялся, что если скажу «нет», то вселенная отправит меня обратно в Коннектикут, чтобы там я всю оставшуюся жизнь опустошал мусорные баки в «Арбис». А еще я не знал, что такое свингерская вечеринка. Бывает ли на ней настоящий секс? Кто там собирается – молодые сибариты или унылые старики? Я остановил такси возле «Хитрого лиса». Таксист открыл багажник, и я поставил туда два ящика пластинок и скейт. Я сел на потрескавшееся виниловое заднее сиденье и сказал:

– Угол Девятнадцатой улицы и Десятой авеню, пожалуйста.

Во всех нью-йоркских такси был маленький плексигласовый дисплей, где размещалась лицензия водителя. Я вел своеобразное соревнование с друзьями: у кого будет таксист с самым крутым именем. Неделю назад одного друга вез таксист по имени Саддам аль-Хусейн. В первую неделю в Нью-Йорке я вообще попал в такси к Мухаммеду Али. Но сегодня у меня случился настоящий джекпот, вершина причудливых таксистских имен. Моего водителя звали Фук Ман.

Фук Ман повез меня по городу. В 1989 году Челси был пустынным районом – длинные, почти заброшенные кварталы к западу от реки Гудзон. По большей части там не было ни баров, ни ночных клубов – только заколоченные лофты и склады. Никто не жил так далеко к западу, и единственными, кого я видел на улицах, были проститутки-транссексуалы и бездомные, которые всячески старались остаться незаметными.

Я нашел лофт, где устроили свингерскую вечеринку, позвонил в домофон и сказал пароль, который мне сообщили: «Я здесь, чтобы прикоснуться к классному». Дверь открылась, и я затолкнул скейт в лифт. Старый лифт громыхал – несомненно, он был сильно изношен после того, как в нем десятилетиями вверх-вниз возили швей и одежду, которую они шили. Двери закрылись, и я медленно поднялся наверх.

Я вышел на восьмом этаже; в глубине коридора с рядами кабинетов слышался тихий стук басового барабана. Я постучал в нужную дверь. Огромный лысый латиноамериканец приоткрыл ее на дюйм и спросил:

– Какой пароль?

– «Прикоснуться к классному», – снова сказал я, чувствуя себя запачканным и находящимся в совершенно абсурдном положении одновременно.

– Хорошо, входите.

Я прошел в лофт площадью четыреста квадратных футов. С одной стороны был танцпол, окруженный несколькими диванами. У окон – бар, за баром по полу были раскиданы матрасы, а в дальнем углу стояло джакузи. У диджея играл старый диско-сингл, а несколько пухлых свингеров в садомазохистском убранстве танцевали в свете красных полицейских мигалок и одинокого стробоскопа из Radio Shack.

Ко мне подошел промоутер Морис.

– Моби! Спасибо, что пришел! Давай я познакомлю тебя с Жаком, нашим диджеем.

Мы прошли к будке; диджей не обратил на нас никакого внимания. Затем, весьма хреново смикшировав два трека между собой, он все-таки медленно поднял голову.

– Жак, это Моби. Он сегодня работает вместе с тобой.

– Угу, – равнодушно ответил Жак.

– Моби играет в «Марсе», – сказал Морис.

– Угу. Морис спросил, не хочу ли я выпить.

– Если можно, воды. Спасибо, – ответил я, и он ушел. Жак поставил еще одну песню, потом сказал:

– Можешь начать в два. Посмотрим, как все пойдет.

– Ладно, хорошо.

Потом он снова перестал обращать на меня внимание и очень плохо смикшировал трек Peech Boys с Heartbeat группы Seduction. Я разложил в углу свои пластинки. Вернулся Морис и дал мне воды.

– Жак уже много лет работает у меня диджеем, – сказал он. – Он крутой!

– Хорошо, – ответил я.

– Ну, веселись. Спасибо, что пришел.

Морис ушел. Я стоял рядом с диджейской будкой, якобы внимательно наблюдая за ужасным микшированием Жака, но на самом деле пытаясь понять, можно ли мне смотреть на свингеров в комнате. Наконец я набрался смелости и пошел искать туалет. Я предполагал, что на секс-вечеринках есть некий кодекс поведения, но даже не представлял, каким он может быть. Можно мне смотреть? Что говорить, если кто-то захочет заняться сексом со мной? Можно ли отказаться на том основании, что я натурал? Или, может, меня вообще изрубят на куски и выкинут в мусорный контейнер? Все эти вопросы казались мне вполне серьезными и легитимными.

На втором матрасе женщина-доминатрикс стегала ремнем по заднице пухлого белого мужика с завязанными глазами, а несколько человек на них смотрели.

Я прошел к туалету, тайком посматривая на полдюжины свингеров, лениво двигавшихся по танцполу. На диванах вяло обжимались латиноамериканские и чернокожие пары, лапая друг друга между ног. Диваны были старые и черные и, скорее всего, насквозь пропитанные телесными жидкостями. Четыре человека стояли у бара и пили коричневый ликер и игристое вино, а в окне за ними огромным фаллическим символом высился Эмпайр-Стейт-билдинг.

За баром лежали матрасы – затененная область, освещенная лишь несколькими новогодними гирляндами, свисающими с потолка. Первый матрас был занят латиноамериканкой, сидевшей сверху на негре, который безучастно смотрел в потолок. На втором матрасе женщина-доминатрикс стегала ремнем по заднице пухлого белого мужика с завязанными глазами, а несколько человек на них смотрели. Она говорила: «Свинья! Сраная свинья!» На третьем матрасе очень худая латиноамериканка занималась сексом с крупным латиноамериканцем, а рядом стоял худой белый парень и мастурбировал. Судя по лицам, они явно скучали.