Читать книгу "Любовный треугольник - Диана Машкова"

Словно зомби, лишенный жизненных сил, Глеб поплелся к двери. Открыл ее и вошел в подъезд с таким ощущением, будто бросился вниз головой в ледяную прорубь. Что ждет его в этой московской квартире? Обрадуется ли сыну отец? Если б он только мог знать ответы на эти вопросы!

Старый лифт приехал на первый этаж, грохоча, словно ведро с гвоздями, и распахнулся с таким ужасающим скрежетом, что Глеб невольно отпрянул. Да ну его совсем! Хватит на сегодня сражений с железными монстрами. Он подбросил на плечах отяжелевший от его собственной усталости рюкзак и пошел вверх по лестнице. Не смертельно – одиннадцатый этаж.

Но если подумать о том, что раньше он и не бывал в зданиях выше пяти этажей, дух начинало захватывать, а колени подгибались от страха. К шестнадцатому пролету Глеб начал отчетливо чувствовать, как лестница под ним шатается, словно от ветра. Неужели так высоко?! Он схватился рукой за стену и присел на ступеньку, чтобы отдышаться. Атмосферные волнения прекратились, и он сообразил наконец, что эти ощущения – от усталости и от голода. Еще шесть пролетов!

Глеб наконец добрался до черной железной двери и застыл перед ней, не решаясь протянуть руку к звонку. Что он скажет отцу? Как объяснит свое появление?

Чем дольше он размышлял, тем труднее было нажать на кнопку. А потом вспомнил про письма и ощутил ответственность за мать. Если уж она положила свою жизнь на плаху, построенную этим человеком, он хотя бы обязан об этом знать!

Торопясь, пока не прошла решимость, Глеб изо всех сил надавил на звонок и услышал птичьи трели внутри квартиры. Потом все затихло. Он пытался себе представить, как выглядит теперь его отец. Когда бросил мать, ему едва исполнилось двадцать пять, значит, сейчас немногим за сорок. Поседел он уже или нет? Появились ли на лице, которое Глеб выучил наизусть по фотографиям, морщины? Пропал ли отчаянный блеск в карих глазах? Раньше, до писем, отец казался сыну просто беспутным романтиком, который, как и сам Глеб, не смог вынести жизни рядом с алчной и приземленной женщиной, а вот теперь, всего за несколько дней, он превратился чуть ли не в дьявола, истязавшего его бедную мать.

Глеб вздрогнул, когда дверь бесшумно отворилась, и увидел прямо перед собой прозрачную пустоту.

– Вам кого? – раздался тонкий голосок откуда-то снизу.

Он опустил глаза. Перед ним стояла светленькая девочка лет восьми и смотрела строго, даже требовательно. В карих глазах не было и капли удивления или испуга – только знакомый отчаянный блеск. У Глеба пересохло во рту.

– Александра Кузьмича, – едва выдавил он.

– Папа еще не вернулся с работы, – отчеканила маленькая хозяйка и перешла отчего-то на «ты», – будешь ждать?

– А можно? – смущенно поинтересовался он.

– Сейчас у мамы спрошу.

Не успел он и рта раскрыть, как девочка удалилась в комнату, оставив его одного на пороге чужой квартиры. Глеб огляделся. Никакого особенного убранства здесь не было: вешалка для верхней одежды, полка для обуви. Он заметил, что линолеум у входа заляпан уличной грязью, а за дверью в комнату скатался огромный клок серой пыли, перемешанный со светлыми волосами. Нормально! Даже у его матушки, постоянно пропадающей то в детском саду, то в огороде и не особенно склонной к порядку, таких вещей в доме не допускалось. Или в Москве, в отличие от провинции, не принято следить за чистотой?

Пока размышлял над этим вопросом, дверь из комнаты приоткрылась и показалась часть колеса, а потом выкатилась и вся инвалидная коляска. В ней сидела бледная женщина, почти полупрозрачная в своей худобе. Она казалась бы молодой, если бы не тяжелые мешки под глазами и усталое выражение блекло-голубых глаз. Волосы у нее были того же цвета, что и у дочери, только очень уж редкие.

– Добрый вечер, – поздоровалась она без тени радушия, – вы к Саше?

– Здравствуйте, – Глеб кашлянул, кивнул и, заметив, что женщина подозрительно оглядывает его одежду и огромный рюкзак, объяснил: – Только что с поезда.

– А-а-а.

– Я, – он сделал паузу, долго думал и потом произнес выбранное словосочетание, хотя и с трудом, – земляк вашего мужа.

Она посмотрела с изумлением. Разница в возрасте между этим Глебом и Сашей, уехавшим из родных краев шестнадцать лет назад, исключала знакомство.

– Родственник? – неловко предположила она.

Глеб снова кашлянул и опустил глаза. Женщина сосредоточенно ждала. Уйти от ответа не представлялось возможным.

– Не совсем, – промямлил он, судорожно подыскивая слова и заранее краснея оттого, что не решится сказать правду, – я сын друга молодости Александра Кузьмича. Меня зовут Глеб.

В знак понимания она наклонила голову. Глеб так и не смог угадать, знает она что-то о прошлой жизни отца или нет. Он растерялся и стоял свесив руки, не зная, как теперь быть: слишком неожиданной оказалась для него ситуация. Пришлось выдумывать этого «сына друга», с которым скоро придется расстаться. Полный трындец!

Все обернулось совершенно иначе: не так, как он ожидал и много лет подряд рисовал в своем воображении.

Ему и в голову не могло раньше прийти, что у отца могут быть еще дети, другая семья – при его-то отношении к сыновьям и бывшей жене! А уж то, что он живет с женщиной… нездоровой, Глебу не могло и присниться! Образ родителя – легкомысленного прожигателя жизни сначала в добром, а потом и в злобном обличии – ни на минуту его не покидал.

– Вы будете ждать? – спросила она.

– Если можно, – торопливо согласился Глеб.

– Тогда проходите в кухню, – она не спросила ни о продолжительности, ни о цели приезда, – Надюша проводит.

– Спасибо, – сердечно поблагодарил Глеб, с огромным наслаждением скидывая с плеч уже, казалось, вросший в них рюкзак.

– Вы, наверное, голодны? – произнесла она неохотно.

– Нет, что вы, – поспешил разуверить Глеб, пытаясь голосом заглушить некстати заурчавший желудок, – я недавно обедал.

– Прекрасно, – женщина кивнула и, развернувшись на коляске, уехала обратно в комнату.

– У нас папа готовит ужин, когда приходит с работы, – объяснила ему Надя, – чтобы маму не беспокоить.

– Понятно, – на автомате произнес Глеб, не в силах справиться с неожиданным впечатлением. Он все представлял себе иначе! И квартиру отца, и возможных ее обитателей. Был уверен, что если и натолкнется в его доме на женщину, то обязательно пышногрудую красотку в коротком цветастом халате. Даже почему-то воображал, как она станет заигрывать с ним за спиной отца. А тут…

– Мне кажется, – девочка перешла на заговорщицкий шепот, – ты все-таки хочешь есть.

– Да, – он попытался улыбнуться Наде, но гримаса его получилась жалкой.

– Пойдем, земляк папы, – хмыкнула она, словно знала больше, чем мать, – чаем с бутербродами тебя угощу.

В кухне у окна стоял небольшой стол, под ним два табурета. Обычная мебель, старенький холодильник. В серых от пыли кружевных занавесках и такой же салфетке угадывался былой уют.