Читать книгу "Гроzа - Наталья Андреева"

Степан Прокофьевич тут же полез в карман за портмоне. Официант с любопытством смотрел, как грозный мэр, будто виноватый мальчишка, идет к дверям под тяжелым взглядом Кабанихи. Ну, сильна баба!

– Софье скажешь – дела обсуждали, – велела мэру Мария Игнатьевна, остановившись у глухих ворот особняка Диких. – Бизнес у нас. А с Борисом поговори.

– Хорошо, Маша, – покорно кивнул Дикой и вылез из машины.

В окнах первого этажа тут же зажегся свет.

– Иди, ждут, – усмехнулась Кабаниха. – Сонька, небось, боится, что ты по бабам пойдешь. А бревна в глазу не видит. Слава богу, никто не видит. Все, Степа, иди, – сказала она почти что нежно.

И Дикой встрепенулся. Воровато оглянувшись на свой дом, негромко сказал:

– Я к тебе как-нибудь вечерком забегу. Ты калитку-то не запирай.

– Я Глаше скажу – она встретит, – улыбнулась Мария Игнатьевна.

И медленно отъехала от дома.

Глава 8

В одиннадцать, как и сказала, Кабаниха взошла на крыльцо и крикнула:

– Глаша! Я дома! Встречай!

И входная дверь тут же распахнулась.

– Ну, как тут без меня? – спросила Мария Игнатьевна, усевшись на банкетку и вытянув ноги. Горничная тут же принялась снимать с хозяйки туфли и угодливо подсунула домашние тапочки. – Ох, мука! – вздохнула Кабанова. – Туфли эти – сущее наказание! А куда деваться? Я эту моду современную не понимаю: в платье и в кедах! Нет, если юбка – то только туфли. И обязательно на каблуке.

– Вы хозяйка, вам виднее, – угодливо сказала Глаша.

– Вот именно. Где молодежь-то?

– Катерина спать легла, она у нас жаворонок, Варя у себя в комнате заперлась, а ваш сын в кабинете, телевизор смотрит.

– Поужинали? – строго спросила хозяйка.

– А как же, – с гордостью сказала Глаша. – Не хотели – а за стол-то сели все. И даже Варька.

– Я знаю, чем она там занимается, – поморщилась Кабаниха. – С Кудряшом «ватсапится». – И она достала из сумочки свой телефон. – Так и есть: онлайн. Ну, ничего, я это прекращу. Ванна с лавандой готова? – спросила она строго.

– А как же.

Через полчаса Мария Игнатьевна, в шелковом кимоно и с полотенцем на голове, без стука открыла дверь в кабинет сына.

– Мама? Так поздно? – Тихон суетливо начал выдвигать и задвигать ящики письменного стола.

– Ладно уж, не прячь, – поморщилась Мария Игнатьевна. – Где она у тебя там, бутылка-то? Ишь! Тихо подошла, а все равно успел спрятать! Чуешь ты меня, что ли?

– Мама, я не пил.

– В трубку дышать не заставлю, – усмехнулась та. – Только я тебя, Тиша, насквозь вижу. Телевизор, как же! Твой телевизор называется двухсолодовый виски. Доставай бутылку-то. И две рюмки.

– Мама, ты будешь со мной пить? – изумился Тихон.

– Разговор у меня важный. Ты завтра в Москву поедешь.

– Зачем? – растерялся Тихон.

Он суетливо достал из своего стола бутылку виски и две рюмки.

– Без закуски пьешь, – покачала головой мать и крикнула: – Глаша!

Дверь в кабинет тут же открылась. Тихон невольно поморщился: противная девка. Когда только она спит?

– Принеси нам закусить, – велела мать. – Поздно уже, так ты полегче что-нибудь сообрази.

– Как скажете, – Глаша исчезла.

– Погоди пить, – мать накрыла своей ладонью вялую руку Тихона. – Сначала выслушай.

– Я слушаю, мама, – покорно сказал тот.

– Года три назад я глупость сделала: одолжила Гришке Стасову денег. Дикой не дал, а я дала.

– Да ты что? – изумился Тихон.

– И у меня сердце не камень.

«Кто бы мог подумать», – чуть не вырвалось у Тихона. Еле сдержался.

– Гришка лет на пять постарше меня будет. Но я его отлично помню. Мы в одной школе учились. Хорошенький был, как ангелочек, все девки за ним бегали. Борис – копия отец. Так что ты, Тиша, можешь себя представить, как хорош собой был Гришка Стасов. Пока, конечно, не постарел и не растолстел.

– И ты за это дала ему денег? – хмыкнул Тихон. – Кто бы мог подумать, что тебя трогает мужская красота!

– Не за это, – отрезала мать. – И не язви мне.

Неслышно появилась Глаша с подносом, расставила на столе закуски, налила в две пузатые рюмки виски. Когда она ушла, Мария Игнатьевна подняла свою:

– Выпьем, не чокаясь. Хоть и беспутный он был, а все ж таки человек. И мужик красивый. Кто-то попользовался, повезло. – И она залпом выпила свой виски.

Тихон тоже выпил и подождал, пока мать продолжит.

– Ты за деньги не беспокойся, – усмехнулась та. – Я со Стасова расписку взяла и все, как положено, оформила у нотариуса. И вот недавно по суду мне отошла хорошая московская квартира. Там сейчас живет Ленка Стасова, Борисова сестра. Ты поедешь завтра в Москву и покажешь Ленке бумагу, по которой ей надлежит в ближайший месяц освободить помещение. Сможешь?

– Ну, конечно, мама! – Тихон воровато посмотрел на мать и вновь наполнил рюмки.

– Ты не спеши. – Тихон замер. – Ленка – дочь своего отца. И мать у нее модель. Я младшую Стасову давненько не видела, помню, девчонкой она была очень уж тощая, и лицо в прыщах, но в Инстаграм на всякий случай заглянула.

– Да ты, мама, продвинутый пользователь!

– Опять язвишь? Мать, мол, темнота, в клавиатуру одним пальцем тычет. Надо будет для дела – я и на Луну слетаю, не побоюсь. А в тебе я, Тиша, сомневаюсь. Тебе предстоит выставить очень красивую девушку из ее родного дома на улицу. Прыщи-то у Ленки прошли, а вот грудь появилась. Вот я и спрашиваю: сможешь?

– Она что, красивее моей жены?

– Нет. Но умнее уж точно. Катька наша святошу из себя корчит, на мужиков, которые на нее таращатся, как на картину, глаз не поднимает. А посмотреть есть на что. А Ленка Стасова себя продаст, не моргнув глазом, лишь бы в Москве остаться. Я не знаю, кто ее любовник, но уверена, что он есть. Хорошо было бы, если бы она к нему съехала. Но она попытается договориться с тобой. Вот я и предупреждаю тебя, Тиша: смотри, не загуляй.

– Что ты, мама! Я жену люблю!

– Любовь любовью, а постель постелью. Или как там это у вас, у молодежи, называется? Секс, – поморщилась Мария Игнатьевна. – И потом: Москва – город соблазнов. Остановишься в гостинице.

– Но разве…

– Я сказала: остановишься в гостинице! – повысила голос мать. – Так мне будет проще тебя контролировать. Я бы сама поехала, но мне сейчас не до этого.

– Это из-за Кулигина, да?

– Тянули тебя за язык, – с досадой сказала мать.

– Но ведь у следователя на тебя ничего нет. Ведь ты тут ни при чем, правда, мама?