Читать книгу "Смелая - Роуз Макгоуэн"

Когда мой папа объявил, что я «задолжала» ему 300 долларов в месяц за аренду, это вселило в меня страх Божий или, по крайней мере, страх бытия перед перспективой вернуться в бездомность. Опыт бездомности и голода отбрасывает длинную, длинную тень. Я не уверена, что ты можешь полностью представить, что это такое, если ты не была голодна, очень голодна, в какой-то момент. Не-могу-спать-потому-что-мой-желудок-ест-сам-себя-уже-третий-день-чистого-голода. Мой страх вернуться на улицы был похож на надвигающуюся черноту позади меня. Я боялась снова так жить.

Но как, черт возьми, я найду 300 долларов? Ответ пришел, когда я прогуливала школу. Я увидела флаер на столбе, в котором говорилось, что я могу получить 35 долларов в день за игру в массовке в кино. Я изучала классические фильмы, смотрела их с моим папой, одно из занятий, которое даже в тот период мы все еще с удовольствием делали вместе. Я рассчитала 35 долларов в день на сколько возможно долго и поняла, что смогу получить 300 долларов таким образом.

Это было не совсем то, что вы назвали бы классическим фильмом: фильм называется «Класс 1999 года», с Малькольмом Макдауэллом и Пэм Грир, глупый фильм о школе будущего, где учителя были киборги. Но, эй, 35 долларов. Я быстро подала заявку и получила роль, потому что им понравилась моя внешность. Массовка – как она и звучит, это масса лиц, масса тел, чтобы заполнить фильм. Я была особенной массовкой; я появлялась в кадрах, совершенно неуместно, но так как я выглядела круто, они меня повсюду запихнули. Они нарисовали маленькое черное сердечко на моей круглой щеке, потому что я была в банде «Черное сердце». Я была как молчащий персонаж фильма, на виду весь фильм, но без слов.

На съемочной площадке был парень, которому, вероятно, было за сорок. Он был очень дружелюбным, и он напомнил мне о хорошей версии моего отца, я много с ним шутила. Я всегда думала, что взрослые любят меня, потому что я сильно отличалась от других детей моего возраста, и я была забавной. Однажды на выходных он попросил меня прогуляться в центре города с ним и некоторыми другими статистами. Я сказала, что приду. Мы должны были встретиться с ним в холле отеля. Я ждала и ждала. Я попросила на стойке регистрации позвонить в его номер, и они сказали мне подняться наверх. Я пошла, ожидая увидеть мою банду массовки «Черное сердце», но нет, была только я. Дверь открылась, и меня потянули прямо на его грудь. О, черт. Его борода царапала меня, когда он засовывал свой язык мне в горло. Все произошло так быстро. Он быстро стянул мою рубашку и ласкал мою грудь. И конечно, это я чувствовала себя грязной и постыдной.

Оглядываясь назад, этот человек был просто еще одним педофилом, не отличался от уличного тролля, но я тогда не знала этого. Их очень много. Это секрет Полишинеля в старом добром Голливуде. Когда обвинения выдвинуты (редко), студии просто договариваются с пострадавшими и используют свои пиар-машины, чтобы признать претензии недействительными. Обычно там, где есть дым, находится ад, тем более когда замешан Голливуд. Я заткнула полученный опыт в один из моих многочисленных внутренних отсеков и вернулась к работе. Мне не приходило в голову ничего сказать. Годами я думала о произошедшем как о сексуальном опыте, а не изнасиловании. Когда я повзрослела, я поняла, что это было изнасилование.

Правда в том, что позор был не мой, и всех жертв в подобных ситуациях, он не наш. Позор лежит на каждом подонке, который когда-либо прикасался к нам ненадлежащим образом. Позор лежит на обидчике, а не на жертве, не на выжившем. Трагично, что многим из нас приходится пережить такое дерьмо, и мне так жаль, если это случилось с тобой.

Из хорошего, что произошло со мной после моего погружения в мир кино, была встреча с крутым пареньком; Джошуа Миллер, ребенок-актер из знаменитого культового фильма под названием «На берегу реки» с Киану Ривзом. Класс 1999 был его первым фильмом без его матери, актрисы и менеджера; ему было тринадцать против моих четырнадцати. Я испортила его, насколько могла. Действовала супер мирно, в сравнении с тем, как я могла. По крайней мере, дико и свободно, как я и жила. Мы пробрались в очень взрослый бар под названием «Розовая дверь» и накидались голубого мартини, пока смотрели выступление кабаре. Я угостила его травкой, используя яблоко в качестве трубки.

Джошуа стал известным писателем в Голливуде, и он и его напарник, Марк Фортин, написали «Рассвет», мой режиссерский дебют. Началась наша долгая дружба, мои самые долгие отношения с другим человеком, кроме моей семьи.

Именно благодаря Джошуа я оказалась в Лос-Анджелесе. Когда однажды его мама пришла на площадку Класса 1999 года и встретила меня, она подумала, что у меня были задатки звезды, и отправила меня в Голливуд на поезде «Амтрак».

Вот как я получила свою первую роль со словами, одна строчка в фильме Полли Шор под названием «Энсино Ман». О, боже правый. Я думала, что руководители, и режиссеры, и люди на съемочной площадке были определенно не так круты, как они думали. Меня познакомили со старой леди-агентом по имени Беверли, и она сказала мне, что я должна изменить свое имя, потому что я звучала как потертая ирландская девушка. Я сказала ей, что ее фамилия тоже не звучит так уж красиво, и, возможно, ей стоит подумать о замене. У меня не было проблем с ответом, но комментарий об имени запомнился мне, хотя я не совсем согласна. Я играла с изменением моего имени на Роуз Мейфейр, потому что я читала одну из вампирских книг Энн Райс в то время, и там был персонаж с такой фамилией. К счастью, сеть супермаркетов под названием Мейфейр отвела меня от подобной идеи. Моя фамилия может и не самая красивая, но мне всегда нравилось, как Роза Макгоуэн выглядит в печати; по мне имя выглядит сильным.

Злой агент сказала, что меня не наймут, если я не буду эмансипирована. Она сказала мне, что у многих детей деньги украли их родители и пока я не могла понять, что происходит – по-моему, у меня было двадцать пять центов на счету – я решила, что лучше защитить себя.

Следующим логическим шагом в моей нелогичной жизни был развод с родителями, такая эмансипация несовершеннолетней молодежи. Мне было пятнадцать. Я нуждалась в свободе, как в воздухе.

Я прожила в Лос-Анджелесе в течение нескольких месяцев. Здание семейного суда, где вы можете заглянуть за богатый фасад Лос-Анджелеса. Были семьи всех видов со своими скучающими детьми, бегающими вверх и вниз по коридорам – испуганные матери, несколько отцов, а потом я, ребенок, который представляла себя в суде. Я считала, что лучше одеваться так, как я думала, одеваются взрослые, что для меня означало колготки цвета загара, которые ты покупаешь в аптеке в таких смешных яйцах. Я была уверена, что никогда не хотела выглядеть взрослой женщиной, если бы мне пришлось носить колготки, но я могла пережить их в течение половины дня, только чтобы произвести впечатление на судью своей взрослостью. Я вспомнила Мелани Гриффит и ее колготки в фильме «Деловая женщина» и решила, что должно быть, это то, что носит взрослая женщина. Я тоже собиралась их носить.

Меня вызвали по имени. Шоу началось. Мое сердце колотится, и мои колготки сваливаются, Я пытаюсь незаметно подтянуть, но проделываю огромную дырку. Судья делает каменное лицо. Я углубляюсь в свое дело. Судья указывает, что место ребенка в родительском доме. Не мой дом, говорю я. Только в техническом смысле можно сказать, что я когда-либо была «ребенком».