Читать книгу "Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев"

Глава вторая. Король и реклама

Выборы короля

В «Хронике жизни и деятельности Маяковского» сказано:

«1 апреля – выступление в Большой аудитории Политехнического музея на вечере «Первая литературная олимпиада»».

Там же приведён отрывок из дневниковой записи ученицы 7 класса Т. Лещенко:

«Сам Брюсов открыл вечер. Маяковский – какой могучий, красивый, огромный! – читал, разговаривал с публикой. Один заорал: «Не желаю вас слушать!» – а он усмехнулся и говорит: «А билет вы покупали? Тогда слушайте!» Публика орала, так хлопали, что стоял грохот.

Он читал много, и как читал! Голос его, и эта его искренность! Такая, что вот самые его непонятные выражения – становятся ясными: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» И это был мощный, страшно наш Революционный Ноктюрн.

Я про Революцию – как Революцию – последнее время не думаю… И вот я Революцию снова полюбила и поняла что-то, чего раньше не понимала. И это сделал Маяковский и его стихи…

Каменскому очень хлопали – он читал: «Мы в сорок лет ещё совсем мальчишки». Но он и есть мальчишка рядом с Маяковским. Ещё новый поэт Илья Сельвинский читал стихи.

Господи, пусть Маяковский будет счастливый, пусть живёт дольше всех! Пусть все поэты будут счастливы! А не так, как Пушкин и Лермонтов!»

Кроме этих восторженных фраз семиклассницы в «Хронике» о том мероприятии больше нет ни единого слова. А ведь это была не просто «Литературная олимпиада», это были очередные выборы «короля поэтов». Если судить по строкам, написанным «ученицей 7 класса» и приведённым в «Хронике», то победителем должен был стать только один участник вечера – «могучий, красивый, огромный» Владимир Маяковский. Однако он, как и в 1918 году, вновь оказался только вторым.

А кто же завоевал королевскую корону?

Зрители присудили её тому, кто, судя по записи семиклассницы Т. Лещенко, просто «читал стихи» – почти никому тогда не известному молодому человеку, уроженцу Крыма, недавно приехавшему оттуда, чтобы продолжить учёбу на факультете общественных наук (юридическом) Московского университета. Звали его Илья Сельвинский. И выступал он от имени недавно созданного литературного объединения конструктивистов, с которым и познакомил публику, зачитав деклацию «Знаем»:

«Конструктивизм есть небывалое утверждение искусства… Конструктивизм есть центростремительное, иерархическое распределение материала, акцентированного (сведённого в фокус) в предустановленном месте конструкции…

Илья Сельвинский, 1921 г.

Мы знаем, что цель человечества – творчество! Мы знаем, что творчество это должно быть конструктивным, то есть кратким и сжатым. Мы знаем, что в малом – многое, в точке – всё!»

Эту выспренную фразеологию публика встретила с пониманием – в ту пору практически все литературные группы стремились перещеголять друг друга вызывающими словесными эскападами. Но вслед за декларацией Илья Сельвинский принялся читать стихотворения, которые тоже были необычными. Первое называлось «Вор»:

«Вышел на арапа. Канает буржуй. А по пузу – золотой бампер. «Мусью, скольки время?» – Легко подхожу… Дзззызь промеж роги… – и амба.

Только хотел было снять часы – Чья-то шмара шипит: «Шестая». Я, понятно, хода. За тюк. За весы. А мильтонов – чёртова стая!

Подняли хай: «Лови!», «Держи!»..»

Этот вор даже вынул «пятизарядный шпайер», чтобы отстреляться, так как очень надеялся, что у него есть ещё «шанец жить». Но тут неожиданно набежала многолюдная толпа.

«И я себе пошёл, как какой-нибудь ферть. Скинул джонку и подмигнул с глазом: «Вам сегодня не везло, мадамочка смерть? Адью до следующего раза!»»

Конечно, такой неожиданный жаргон и воровская тематика произвели фурор. А Сельвинский прочёл (на этот раз с цыганским акцентом) ещё одно стихотворение:

«Нночь-чи? Сон-ы. Прох?ладыда Здесь в аллейеях загалохше? – го сады И доносится толико стоны? гиттаоры: Таратинна – таратинна – tan».

Вполне возможно (точных сведений об этом нет), что Сельвинский читал и стихи о своём поколении, написанные в 1921 году («Двадцатилетние»):«Мы, когда монархии ухабы бахали,

«Мы, когда монархии ухабы бахали, Только-только подрастали, но средь всяких «но», И нервы наши без жиров и без сахара Лущились сухоткой, обнажены, как нож.

Это мы в контрразведках за дело – не дело Слушали икотку и шейный хруст. Это мы в Чека и в Особых отделах Чёрной кровью смолили Русь…

Жгли, засекали, но слыли героями, А теперь средь этих макинтошей и панам Мы только уголовники, криминалоиды, Рецидивисты, бандиты, шпана!

Товарищ! Довольно нам портняжить на верфях! Бросьте вдувать в паровозы вой! Подобру, по-здорову почините-ка нам нервы И наладьте нас, как любой завод.

Чтоб мы научились смеяться и плакать И хоть как-нибудь сжаться в гражданский круг. Пускай обывателями, но не цепной собакой, Которую науськивают на всякую икру!»

На фоне стихов, которые читали другие участники поэтического состязания (а многое из того, что тогда читалось, было публике хорошо знакомо), то, что прочёл Сельвинский, прозвучало неожиданно и очень по-новому.

Всю свою жизнь Илья Львович Сельвинский гордился той нелёгкой своей победой в поэтическом соревновании. Победой над самим Маяковским!

Но если вспомнить, как и для чего был организован первый подобный конкурс в феврале 1918 года, когда «королём поэтов» стал Игорь Северянин, можно предположить, что и на этот раз известные поэты просто решили немного подзаработать. Всю славу и «королевские» почести отдать безвестному стихотворцу, а деньги разделить между остальными участниками поэтического состязания.