Читать книгу "Рубеж - Анатолий Рыбин"

* * *

После ухода Горчакова в квартире Жогиных появились новые гости: сержант Ячменев и ефрейтор Машкин. Они втащили в прихожую такой громадный арбуз, что у Надежды Андреевны глаза округлились от удивления. А прибежавшая на шум Машенька завопила во весь голос:

— Луну принесли! Луну!

Жогин строго посмотрел на вошедших, спросил:

— Вы где это взяли?

Он вспомнил недавний случай, когда три солдата из горчаковского полка, возвращаясь со стрельбища, завернули на колхозный огород за помидорами. А проезжавший мимо комдив заметил это и немедленно на своей машине доставил всех троих к командиру полка. И тот ходил потом с виновниками в правление колхоза извиняться. Теперь же чуть не на каждом совещании офицеров комдив спрашивал Горчакова: «Как там огородники поживают?» А для Горчакова этот вопрос что игла в сердце.

Сержант Ячменев, будто уловив мысли командира, торопливо доложил:

— Арбуз этот специально для вас от Николы Ероша, товарищ майор. Прямо с бахчи, говорит, сам председатель колхоза выдал.

Жогин взял арбуз в руки, покачал его, как бы взвешивая, и, опустив на пол, опять посмотрел на Ячменева, потом на Машкина.

— Значит, Никола привез? Ну и съели бы сами, товарищей угостили.

— А у них есть четыре штуки, товарищ майор, — сказал Машкин, по привычке приняв стойку «смирно».

Жогин растроганно покачал головой:

— Ну, Ерош! Ну, Никола! Полюбились ему ракетчики, как видно?

— Так он уж давно к нашей профессии склонность имеет, — сообщил Ячменев.

Ефрейтор Машкин прибавил:

— Ему характеристика с места работы помешала.

— Плохая, что ли? — спросил Жогин.

— Наоборот. Начальство так его в ней расхвалило, прямо незаменимым водителем представило.

— Заслужил, значит, вот и представило. А как же она помешала ему, интересно?

— Очень просто, товарищ майор. Комдив приметил эту характеристику — и враз Николу за руль... на свою машину, конечно. Вот и поломались у Николы все его планы.

Жогин рассмеялся:

— Ох и сочинители вы, друзья боевые! Надо же! Положительная характеристика вдруг человеку карьеру испортила. Непостижимо, честное слово.

Ячменев и Машкин переглянулись, начали объяснять:

— Но ведь он, Никола, мог бы уже оператором быть.

— Даже наводчиком первоклассным.

— А командиром пусковой установки не мог? — шутливо спросил Жогин. Но тут же с сочувствием сказал: — Ничего, ребята, не горюйте, у Николы все еще впереди. Будут стремление и упорство — Ломоносовым станет. А сейчас... сейчас у него тоже дело ответственное.

Ячменев и Машкин улыбнулись, как бы ответив: «Это конечно, товарищ майор».

— А теперь, — сказал Жогин, — тащите арбуз на стол в большую комнату!

Ячменев и Машкин ушли перед самым отбоем, Машкин уже в дверях сказал:

— Посидеть бы до утра, товарищ майор. Может, до чего-нибудь и докопались бы. Давайте рискнем?

— До утра, говорите? — задумчиво переспросил хозяин. — Сломать внутренний распорядок, значит, предлагаете? И это в присутствии секретаря комсомольской организации! Храбрый вы человек, Машкин.

Ефрейтор сконфуженно поежился.

— Извините, товарищ майор. Увлекся.

Жогин с деланной серьезностью спросил Ячменева:

— Как вы смотрите, сержант, извиним?

— А что делать? Не исключать же его из нашего научного общества? — шутливо ответил Ячменев.

— Верно, исключать нельзя. А творческий запал давайте, товарищи, сохраним до завтра...

Оставшись один, Григорий вынул из кармана письмо, которое получил еще днем, но неотложные служебные дела помешали его прочесть.

«Ожидали мы тебя, сын, вместе с семейством сперва в июле, потом в начале августа. А теперь и не знаем, надо ли ожидать. Уж очень ты деловым стал, находясь под покровительственным крылом своего знаменитого опекуна Мельникова. Ведь этак можно и вовсе позабыть родителей. Хотя бы о матери подумал. Она ведь опять целую плантацию цветов завела для Машеньки. Поливает целыми днями и все надеется, что вот-вот увидит среди них свою любимую внучку...»

Григорий отвел руку с письмом в сторону, запрокинул голову на спинку кресла. В памяти всплыли река с крутыми берегами, небольшой, в три комнаты, домик в окружении многолетних берез и кленов. Над крышей домика густо переплетенные ветви, сквозь которые даже ливневые дожди пробиваются не сразу.

Представил и большой цветник, разбитый матерью, и Машеньку, с головой утонувшую в алых тюльпанах и нарциссах. И ему стало жаль мать, жаль, что труды ее и надежды оказались напрасными.

«...Давно собираюсь, сынок, потолковать с тобой обстоятельно, по-родительски. Здесь, вдалеке от армейской жизни, я много думал, по-разному подходил к поворотам собственной судьбы. Да и ты уже не юнец, вполне сможешь наконец понять, что не всякая ладонь, которая гладит, ласковая. Случается и по-другому. А чтобы потолковать об этом с глазу на глаз, не увиливай в отпуск ни в какие Гагры, а изволь прибыть к отцу-ветерану, как только будет возможность».

Мысли Григория снова перенеслись в родительский дом, в небольшую отцовскую комнату, похожую скорее на служебный кабинет, нежели на жилье. Справа чуть ли не во всю стену висит карта времен Великой Отечественной войны с маршрутами действий знаменитого конного корпуса генерала Белова. На столе двумя стопками возвышаются книги крупных военных начальников. Здесь же — маленькая книжица без обложки, с пожелтевшими листиками. Это старый воинский устав, дорогой хозяину потому, что пронес он его через многие годы своей нелегкой армейской службы.

Вспомнил Григорий и пристрастие отца к воинской форме. Не расставался он с ней ни дома, ни на прогулке. Даже вечерами за своим столом сидел в кителе с погонами и орденскими планками. В такие минуты у него появлялось особое желание порассуждать о современных армейских порядках, расспросить о бывшем своем гарнизоне. Но разговоры эти обычно не получались. Давнишняя неприязнь к своему преемнику Мельникову всегда давала себя знать.

Глава третья

1

После встречи с майором Жогиным в штабе дивизии полковник Жигарев решил, что никакими разговорами этого человека ему не пронять. Не надеялся он и на влияние комдива на упрямого Жогина. На штабном совещании, правда, комдив как будто поддержал его, Жигарева, согласился с тем, что рационализаторскую деятельность Жогина необходимо взять под контроль. Но ведь это пока слова, которые ничего, по сути, не меняли.

Жигареву и раньше не нравилась мягкость комдива к тем, кто много разглагольствует о всяческих проблемах, когда требовалось беспрекословно выполнять устав и учебный план. А все оттого, что генерал сам в науку ударяется, книги пишет. Вот и выказывает особое внимание к людям своего склада. Но раньше все это не отражалось на боевой и учебной подготовке, а теперь размеренная жизнь дивизии потревожена, и штаб должен наводить в частях порядок, укреплять дисциплину.