Читать книгу "Белоэмигранты и Вторая мировая война. Попытка реванша. 1939-1945 - Юрий Цурганов"

В СССР Слащов возобновил карьеру — преподавал тактику в школе комсостава «Выстрел». 11 января 1929 года он был убит, по официальной версии — из личной мести за расстрелянного во время Гражданской войны брата. Но по времени убийство Слащова совпадает с началом очередной волны репрессий, направленных против бывших офицеров белых армий. Трагично сложилась и судьба лиц из ближайшего окружения Слащова, которые вернулись вместе с ним. В 1931 году были расстреляны полковник Гильбих и капитан Войнаховский, во второй половине 1930-х годов — полковник Баткин и начальник личного конвоя Слащова полковник Мезернецкий. Участь жены Слащова и генерала Мильковского не известна[90].

В 1925–1927 годах ОГПУ осуществляло операцию «Трест». Ее целью было скомпрометировать в глазах международной общественности руководителей белой эмиграции, а также заманить на советскую территорию и уничтожить эмигрантских активистов. Одну из ключевых ролей в этой операции сыграл бывший генерал Русской императорской армии, перешедший на службу в РККА, Н.М. Потапов.

К похищению в 1937 году руководителя РОВС генерал-лейтенанта Е.К. Миллера были непосредственно причастны белоэмигрант генерал-майор Н.В. Скоблин и его жена Н.В. Плевицкая. Скоблин был завербован советской разведкой в 1930 году, получил персональную амнистию и в течение семи лет являлся платным агентом. Участвуя в похищении Миллера, Скоблин рассчитывал занять пост председателя РОВС, но был разоблачен. После того как в штаб-квартире РОВС ему было предъявлено неопровержимое доказательство его причастности к похищению, Скоблин скрылся бегством. Плевицкая предстала перед французским судом и была приговорена к длительному сроку тюремного заключения. И ноября 1937 года, через неполных два месяца после похищения Миллера, Скоблин написал письмо в НКВД: «Пользуясь случаем, посылаю Вам письмо и прошу принять хотя и запоздалое, но самое сердечное поздравление с юбилейным праздником 20-летия нашего Советского Союза… Сейчас я имею полную свободу говорить всем о моем великом Вожде Товарище Сталине и о моей Родине — Советском Союзе… Сейчас я тверд, силен и спокоен и тихо верю, что Товарищ Сталин не бросит человека…»[91]

В 1937 году в СССР вернулся бывший военный атташе во Франции генерал А.А. Игнатьев. В 1917 году в его распоряжении находилось свыше 50 миллионов франков, принадлежавших российской казне. Игнатьев сдал эти деньги большевистскому представителю Красину. Несмотря на то что этот поступок был беспрецедентным для российской дипломатии, он не был оценен большевиками как достаточное доказательство лояльности Игнатьева. Оставаясь во Франции, он доказывал свою преданность новому режиму еще в течение 20 лет, работая советским торговым представителем. «Нельзя жить без мечты, — вспоминает Игнатьев, — и с минуты передачи мною всех дел товарищу Красину мечтой моей жизни было возвращение в ряды Красной армии. С детских лет воспитали меня на военных уставах, и военная выучка во всех делах меня выручала. Неужели же не найдется для меня работы по старой моей специальности?»[92] В качестве награды за многолетнюю службу большевикам Игнатьев выбрал право присутствовать на первомайском параде 1937 года: «Я оказался на брусчатой мостовой за малиновым бархатным канатом, отделявшим перед Мавзолеем площадку с надписью: „Для высшего комсостава“. „Какая честь! Какая честь!“ — подумал я… Десятки тысяч глаз устремились на Мавзолей. То подымался по ступеням Мавзолея… Иосиф Виссарионович Сталин… Из Спасских ворот к построенным безупречными квадратами войскам коротким галопом выехал Климент Ефремович Ворошилов, я подумал: „Не было у нас таких парадов в старой армии!“»[93]

Такова краткая история бывших офицеров и генералов Русской императорской и белых армий, ставших проводниками большевистской политики. У этих людей могла быть разная мотивация от своеобразного понимания долга перед родиной до алчности и карьеризма. Мотивация могла и вовсе отсутствовать — люди, не обладавшие политическим мышлением, предпочитали плыть по течению.

Махров, призывая эмиграцию оказать помощь Красной армии, объяснил свою позицию так: «Оборончество исходит из инстинкта самосохранения нации. Оборончество и национализм — тесно связаны»[94]. Однако «оборонческая позиция» не довела Махрова до «советского патриотизма», он до конца жизни оставался верен тем идеям, с которыми он участвовал в Гражданской войне.

Глава 2

Казачьи организации

История казачества в российской эмиграции имеет свою специфику, которая обусловлена той своеобразной ролью, которую играло казачество в годы Гражданской войны в России. Позиции казаков в период противостояния 1917–1920 годов, в свою очередь, уходят корнями в историю взаимоотношений с центральной властью в России. Они складывались в течение нескольких веков и носили двойственный характер. Власть поощряла развитие казачьей колонизации на границах государства, где шла непрерывная война. Власть мирилась с особенностями казачьего военно-земледельческого быта и допускала большую или меньшую независимость казаков. Государство не стремилось абсолютно регламентировать их действия, если они обращались только против зарубежных стран. По-видимому, считалось целесообразным давать выход беспокойным силам. Но действия казаков не раз обращались и против Москвы. Это обстоятельство вызывало затяжную внутреннюю борьбу, которая длилась до конца XVIII века, когда после подавления пугачевского бунта вольному юго-восточному казачеству был нанесен окончательный удар. Оно постепенно утратило свой оппозиционный характер и даже приобрело репутацию наиболее консервативного, государственного элемента, опоры престола. Власть, со своей стороны, демонстрировала свое расположение к казачеству, подчеркивая его исторические заслуги и обещая сохранять «казачьи вольности» и неприкосновенность угодий и владений. Вместе с тем власть принимала меры, чтобы «вольности» не развивались чрезмерно в ущерб централизованному устройству российской государственности. К числу таких мер следует отнести ограничение казачьего самоуправления, назначение атаманами лиц не казачьего сословия, зачастую совершенно чуждых казачьему быту.

Невзирая на огромную тяжесть поголовной военной службы, казачество, в особенности южное, пользовалось известным благосостоянием, исключавшим тот важный стимул, который поднимал против власти рабочий класс и крестьянство Центральной России. В силу узкотерриториальной системы комплектования казачьи части в армии имели однородный состав, обладали большой внутренней спайкой и твердой, хотя и несколько своеобразной, дисциплиной. По свидетельству А.И. Деникина, казачество после «Приказа № 1»[95], в отличие от всех прочих составных частей армии, не знало дезертирства[96].