Читать книгу "Римская диктатура последнего века Республики - Нина Чеканова"

Пауперизация крестьянства оказывала негативное влияние на социально-политическую жизнь Римской республики. Для разорившихся крестьян существовала следующая альтернатива. Они имели возможность поправить свое материальное положение, переселившись либо в колонии, либо в город. В первом случае возникавшая римская диаспора оставалась тесно связанной с метрополией, но оказывалась практически отстраненной от участия в политической жизни республики. Во втором случае крестьяне пополняли ряды plebs urbana, чаще всего оказывались на положении клиентов и жили за счет своего гражданского статуса. Они становились доминирующим элементом комиций, но их социально-политические претензии отличались от нужд и запросов той сословной группы, от которой они уже отделились — plebs rustica.

Если крестьянину удавалось сберечь хозяйство, он и в этом случае невольно и бессознательно вынужден был отступать от норм и стиля жизни, продиктованных общинной традицией; в интересах самосохранения пренебрегал идеалами экономической автаркии, переходил к товарному производству. Даже такие ревнители mos maiorum, как Марк Порций Катон Старший, призывали сограждан обогащаться.

Другой категорией плебейского сословия был городской плебс — plebs urbana. Ее составляли свободные ремесленники, мелкие торговцы, наемные рабочие и т. п. Важнейшим феноменом общественной жизни Римской республики второй половины II — начала I в. является количественный рост этой сословной группы. Социально-политические последствия этого явления имели катастрофический характер. В нашем распоряжении есть замечательный источник, позволяющий делать определенные выводы, — фрагмент из речи Цицерона «В защиту Луция Лициния Мурены» (Cic. Pro Mur., 70—71). Правда, она была произнесена в 63 г., но сам Цицерон подчеркивал, что ведет рассказ о типичной ситуации, обычной для римлян — ео quo semper usi sumus. Названный фрагмент посвящен рассуждению оратора о взаимоотношениях влиятельного римлянина и его свиты, состоявшей из представителей низшего сословия — homines tenues[15]. Цицерон отмечал, что такие незначительные люди надеются получить от влиятельного покровителя все. При этом у них есть одна возможность заслужить милость или отблагодарить за нее: содействовать своему патрону в соискании должности. Чрезвычайно интересно замечание Цицерона о том, что подобные отношения развиваются, несмотря на законодательные запреты и сенатские постановления.

Приведенный фрагмент позволяет сделать ряд несомненных, на наш взгляд, выводов. Во-первых, узкие производственные рамки Рима не могли вместить огромную массу plebs urbana. При таких условиях значительная часть городского плебса вынуждена была вступать в клиентские отношения, что, с одной стороны, развивало социальное иждивенчество, формировало психологию паразитирования и продажности, с другой — ослабляло общинную солидарность, социальный контроль над поведением личности и в конечном счете вело к трансформации полисных устоев. Во-вторых, развитие системы клиентелы способствовало чрезвычайной индивидуализации политически активной личности и в итоге вело к деформации римской политической практики. Эта тенденция проявилась, например, в деятельности П. Корнелия Сципиона Африканского.

Наконец, численный рост plebs urbana вел к постепенной дезорганизации народного собрания и ослаблению принципов республиканского демократизма. Зависимость от политических лидеров и развившаяся практика продажи голосов делали социально-политическую позицию комиций неустойчивой и непредсказуемой.

Особую сословную группу plebs urbana представляли римские люмпен-пролетарии. Это была беднейшая часть римского городского населения. Долгое время никакой государственной программы, направленной на их обеспечение, не существовало, да и проблемы, видимо, тоже. В 80—50-е гг. Ив. в результате колоссального притока богатств в Рим путем раздачи хлеба и денег, устройства общественных обедов и игр люмпен-пролетариям был обеспечен прожиточный минимум. С конца 50-х гг., судя по ряду признаков (демографический спад, увеличение военных потерь и усиление военного напряжения, сокращение притока продовольствия из провинций), произошло общее ухудшение положения в государстве. Это сделало принятие программы, направленной на обеспечение неимущего римского гражданства, неизбежным. Гракхи первые попытались решить эту проблему (Liv. Per., 58; 60; Plut. Tib. Gr., 9; G. Gr., 5; 6; Vell., II, 2, 3; 6, 3; App. B. C., I, 910; 21; 2324).

Однако реформация Гракхов и биографии самих реформаторов отчетливо продемонстрировали, что, во-первых, римский плебс по материальному положению, социально-политическим претензиям и общественной роли был чрезвычайно неоднороден; интересы plebs urbana и plebs rustuca, римских городских пролетариев и римско-италийских мелких собственников в большинстве случаев не совпадали; во-вторых, самой конфликтной группой плебейского сословия являлись люмпен-пролетарии, недовольные не столько бедностью, сколько отсутствием законно унаследованного места в обществе.

В исследовательской литературе в связи с проблемой римского плебса давно обсуждается вопрос о демократизме римской государственной системы. В общих чертах суть дискуссии представлена Н. Н. Трухиной. Сопоставляя точку зрения Т. Моммзена о доступности власти для любого гражданина и М. Гельцера об аристократическом характере Римской республики, сама Н. Н. Трухина скорее опровергает тезис о демократическом характере римской республиканской системы, хотя и оставляет проблему открытой. Похоже, что в последнее время получает развитие точка зрения М. Гельцера, правда, не в столь полной мере. Устанавливается родственная связь большинства «демократических» реформаторов с влиятельными сенаторскими фамилиями. Пересматривается вопрос о доле участия плебеев в римской магистратуре и социально-политическое значение плебейского трибуната. Автор одной из последних работ, посвященных этой проблеме, Г. Морисен ставит под вопрос наличие «демократии» в Риме. Он, анализируя функции contio, законодательство, состав народного собрания и т. п., приходит к выводам, что единое понятие populus Romanus существовало лишь как конституционная концепция, форум был «не большим центром народной жизни», а «миром элиты», а римский народ — это политически бездеятельная и безынициативная толпа.

У нас есть достаточно выразительное свидетельство Саллюстия о социально-политической ситуации, сложившейся в Риме к началу I в. (Sail. Hist, amplior. frr., Lep., 37—39). По мнению античного автора, для римских граждан альтернатива свободы или рабства, демократизма или авторитаризма перестала быть актуальной: римский гражданин мог «быть рабом или повелевать, испытывать страх или внушать его — semiundum aut imperitandum, habendus metus est aut faciundus».

Из числа римского гражданства была исключена огромная масса населения — рабы, до начала I в. италийские союзники и провинциалы. В количественном отношении они составляли большинство населения, объединенного imperium Romanum. Точное количество рабов в Риме неизвестно. Но, судя по данным источников, в конце III — начале II в. оно было очень велико. В 209 г. из Тарента поступило 30 тыс. (Liv., XXVII, 16, 7), в 204 г. — 8 тыс. из Африки (Liv., XXIX, 29, 3), в 177 г. — около 5,5 тыс. из Истрии (Liv., XLI, 11, 8), в 174 г. — 80 тыс. вместе с убитыми из Сардинии (Liv., XLI, 28, 8), в 167 г. — 150 тыс. из Эпира (Polyb., XXX, 15; Liv., XLV, 34, 5), в 146 г. — 50 тыс. из Карфагена (Арр. Lib., 130). Таким образом, только в результате 2-й и 3-й Пунических войн в Риме оказалось около 300 тыс. рабов, что составило приблизительно 1/3 гражданского населения всей Италии. Процесс этот продолжался и позднее. По подсчетам К. Криста, со времени Ганнибала до Августа число рабов в Италии увеличилось от 600 тыс. до 3 млн.