Читать книгу "Русские летописи и летописцы X - XIII вв. - Петр Толочко"

Вывод об участии Никона в печерском летописании основан главным образом на том, что в летописи имеется комплекс известий за 70-е годы XI в., в которых содержатся сведения о Тмутаракани. Зная из Несторового «Жития Феодосия», что Никон подолгу проживал в этом далеком русском городе, логично предположить, что именно он и внес их в летопись.[91]

Особенно это кажется естественным для известий статей 1064, 1065 и 1066 гг., содержащих рассказ о появлении в Тмутаракани князя Ростислава Владимировича, изгнавшего оттуда Глеба, сына черниговского князя Святослава Ярославича. Святослав, узнав об этом, выступил против Ростислава и вынудил его оставить Тмутаракань, куда вновь был посажен Глеб. Однако стоило только Святославу уйти в Чернигов, как Ростислав вторично изгнал Глеба из Тмутаракани. В статье 1066 г. описывается смерть Ростислава, отравленного корсунским наместником (котопаном) во время переговоров. Летописец знает, что за этот коварный поступок корсунцы побили котопана камнями. В заключение он дает высокую характеристику Ростиславу и сообщает, что умер он третьего февраля и «положен бысть въ церкви святыя Богородицы».[92]

Никон Печерский был живым свидетелем этих событий и кто, как не он, мог составить о них запись или проинформировать своего печерского коллегу. Это относится и к сообщению о мятеже корсунцев, о котором он узнал при посещении Корсуня еще во время своей первой поездки в Тмутаракань. В «Житии Феодосия» имеется на этот счет интересное свидетельство. Никон и монах монастыря св. Мины «пришьдъша надъ море, ту же и разлучистися отъ себе… Боляринъ же иды къ Константину граду… Великый же Никонъ отиде въ островъ Тьмутороканьскыи и ту обрѣтѣ мѣсто что близь града».[93]

Менее убедительно выглядит утверждение А. А. Шахматова о том, что Никону принадлежат вообще все известия о Тмутаракани, хазарах, косогах, Корсуни, и что именно он дополнил ими Древнейшую летопись. Первым в ряду Никоновых дополнений А. А. Шахматов называет рассказ о единоборстве Мстислава Тмутараканского с косожским князем Редедей. Наверное, такое предание Никон мог услышать в Тмутаракани в 70-е годы XI в., но ведь это вовсе не значит, что оно не бытовало в русской среде, учитывая, что главный его герой вернулся на Русь уже в 1022 г. и что его не знали, скажем, в Киеве или Чернигове ранние коллеги Никона. Кажется более естественным предполагать включение в летопись предания о тмутараканских подвигах Мстислава в годы, близкие к его драматическому соперничеству с Ярославом, а не спустя полстолетия, когда Русь сотрясали уже другие события. Окончание рассказа — «И пришедъ Тьмутараканю, заложи церковь святыя Богородица и созда ю, яже стоить и до сего дне Тьмутаракани»,[94] — указывает как будто на личное знакомство автора с этим городом, но ничего не дает для определения его времени. Эта вставка могла появиться и под пером автора «Повести временных лет».

Нечем доказать и отнесение насчет Никона вставки в рассказе о хазарской дани полян: «Яко же и бысть, володѣють бо козары Русьскии князи и идо днешнего дне».[95] Скорее всего заключительный абзац пространной статьи повести о ранних взаимоотношениях хазар и полян, содержащий историческую параллель с Моисеем и египтянами, принадлежит летописцу Нестору. Впрочем, по смыслу он не кажется невероятным и в устах сводчика летописи конца X в.

А. А. Шахматов полагал, что определенно Никону принадлежит вставка в летописной статье «Повести временных лет» 988 г., рассказывающая о месте церкви св. Василия, а также палат Владимира и царицы Анны в Корсуни. «Крести же ся в церкви святаго Василья, и есть церкви та стоящи въ Корсунѣ градѣ, на месте посреди града, идѣже торгъ дѣють корсуняне; палата же Володимеря съ края церкве стоить и до сего дне, а царицына палата за олтаремъ».[96] Топографические определения, как казалось А. А. Шахматову, доказывают знакомство сообщившего их лица с Корсунем.[97]

Наверное, это справедливо. Но можем ли мы предположить, что такие историко-топографические подробности были хуже ведомы Анастасу Корсунянину или Добрыне, являвшимся свидетелями Владимирового пребывания в Корсуни, чем Никону, оказавшемуся там через 80 лет. И можно ли утверждать, что цитированный выше текст отсутствовал в первоначальном рассказе о корсунском походе Владимира и его крещении? Разумеется, нет. По существу, кроме слов — «и до сего дне», — в нем ничего вставочного нет. Он логически продолжает сказание о крещении Владимира и его дружины в Корсуни.

Позднейшей вставкой, несомненно, является полемическое обращение к несогласным с изложенной выше историей. «Се же не свѣдуще, глаголють, яко крестилъся есть (Владимир. — П. Т.) в Киевѣ; инии же рѣша: в Василеве, друзии же инако скажють».[98] Отнести эти слова на счет Никона нет никакой возможности. Стилистически и по смыслу они созвучны с аналогичным замечанием «несведущим», сомневавшимся в княжеском звании Кия и принадлежат автору «Повести временных лет». Он же, по-видимому, вставил выше и свою любимую ремарку «и до сего дне».

Согласно А. А. Шахматову, Никон Печерский, являвшийся чуть ли не единственным информатором и летописным фиксатором тмутараканских свидетельств, закончил свой труд в 1073 г. Казалось, после этого должны были прерваться в летописи известия о Тмутаракани, но этого не случилось. Летописная статья 1077 г. сообщает о неудачной попытке князя Бориса Вячеславича закрепиться в Чернигове и последовавшем за этим его бегстве в Тмутаракань. В 1078 г. в Тмутаракань бежит Олег Святославич. Под 1079 г. рассказывается об убийстве половцами князя тмутараканского Романа Святославича, а также о пленении хазарами Олега Святославича и его ссылке в Царьград. В Тмутаракань был посажен Всеволодом посадник Ротибор. В 1081 г. он был изгнан оттуда князьями Давидом Игоревичем и Володарем Ростиславичем, которые, в свою очередь, вынуждены были уступить Тмутаракань в 1083 г. вернувшемуся из византийской ссылки Олегу Святославичу.

Комплекс «тмутараканских» известий за 1077–1083 гг. ставит перед нами трудную проблему выбора. Мы должны или подвергнуть серьезному пересмотру вывод А. А. Шахматова и других исследователей о Никоновском летописном своде 1073 г., или же отказаться от мысли, что вся информация о Тмутаракани, Корсуни, хазарах и косогах внесена в летопись только благодаря Никону Печерскому.

К творчеству Никона исследователи относят современные ему и некоторые более ранние новгородские известия. Каких-либо веских оснований для этого нет. Ведь нельзя же считать серьезным аргументом тот факт, что во время пребывания Никона в Тмутаракани туда прибыли Ростислав Владимирович, Порей, Вышата, а затем и Глеб Святославич, который некоторое время княжил в Новгороде. При тех постоянных контактах, которые имели место между Киевом и Новгородом, киевские летописцы вряд ли испытывали недостаток в информаторах. Б. А. Рыбаков полагает, что в руках Никона могла быть и так называемая «Остромирова летопись».[99]