Читать книгу "Заплыв домой - Дебора Леви"

Китти подплыла к ней и указала на серебристых улиток на каменном бортике. Она сказала, что звезды присыпали все своей пылью. Частички крошащихся звезд искрились на раковинах улиток. Потом Нина на мгновение зажмурилась.

зы-зы-зы — зы-зажмурилась

Стоя в воде голышом, она мысленно притворилась, что у нее серьезный дефект речи, и принялась заикаться у себя в голове. Она ощущала себя кем-то другим. Кем-то, кто начался только сейчас. Кем-то, кто не был ею. Чувствуя себя нестерпимо счастливой, она ушла с головой под воду, чтобы отпраздновать чудо: появление Китти Финч. Она больше не одинока в компании Лоры с Митчеллом и мамы с папой, которые, как ей казалось, не то что не любят друг друга, а как будто и вовсе друг другу не нравятся.

Нина выбросила камень в море, чем, кажется, разозлила Китти. Она резко встала и рывком подняла Нину на ноги.

— Мне нужно больше камней. Тот, который ты выбросила, был идеальный.

— Зачем тебе камни?

— Буду их изучать.

Нина прихрамывала, потому что надела новые кроссовки и натерла мозоли на пятках.

— Они и так тяжеленные, — простонала она. — Давай уже собираться домой.

Китти обливалась потом, ее дыхание пахло чем-то сладким.

— Да, хорошо. Извини, что потратила твое время. Нина, ты хоть раз в жизни мыла полы? Хоть раз ползала на карачках с тряпкой в руках, пока твоя мать орет, что надо тщательнее мыть углы? Ты хоть раз в жизни пропылесосила лестницу или вынесла мусор?

Сразу видно, что эта изнеженная, избалованная девчонка в дорогих шортах (она видела этикетку) с аккуратно состриженными посеченными кончиками волос дожила до четырнадцати лет, не ударив пальцем о палец.

— В твоем роскошном лондонском доме тебе катастрофически не хватает реальных проблем.

Китти сердито швырнула на гальку рюкзак, набитый камнями, и вошла в воду прямо в желтом платье, которое, как она говорила, всегда поднимает ей настроение. Нина смотрела, как она подныривает под волну. В их лондонском доме, о котором говорила Китти, было не очень-то и уютно. Папа вечно сидит у себя в кабинете. Мама всегда в отъезде, ее платья и туфли аккуратно развешаны и расставлены в гардеробе, как вещи покойницы. Когда Нине было семь лет и у нее в волосах постоянно заводились вши, в доме пахло волшебными зельями, которые она «варила» из маминых кремов для лица и папиной пены для бритья. В большом доме в Западном Лондоне пахло и всяким другим. Папиными подружками и их разнообразными шампунями. Папиным одеколоном, который делала для него парфюмерша-швейцарка из Цюриха, чей муж владел двумя выставочными лошадьми в Болгарии. Папа всегда говорил, что ее композиции «прочищают ему мозги и раскрывают сознание», особенно — его любимый одеколон под названием «Венгерская вода». В роскошном лондонском доме пахло особым папиным статусом и простынями, которые он всегда клал в стиральную машину после того, как его очередная подруга уходила с утра пораньше. И абрикосовым джемом, который папа ел ложками прямо из банки. Он говорил, абрикосовый джем меняет его внутреннюю погоду, но Нина даже не знала, какая погода была изначально.

Хотя нет, вроде бы знала. Иногда она заходила к нему в кабинет, и ей было больно смотреть, как папа сидит, тихий и грустный, сгорбившись в своем шелковом халате, словно что-то его придавило. С раннего детства она привыкла к тому, что бывают такие дни, когда папа мрачно сидит в кресле, и не желает смотреть на нее, и даже не может заставить себя подняться, чтобы пойти спать. Она выходила из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь, потом приходила опять, приносила отцу чай, к которому он никогда не притрагивался, и чашки так и стояли нетронутыми (остывший чай покрывался склизкой бежевой пленкой), когда она снова заглядывала к нему, чтобы попросить карманные деньги или чтобы он подписал разрешение на школьную загородную экскурсию. В конце концов Нина стала подписывать все сама, его черной чернильной ручкой. Вот почему она всегда знала, где найти его ручку, чаще всего — у нее под кроватью или в стаканчике с зубными щетками в ванной. Она придумала подпись, которую всегда могла повторить: Д.Г.Д с точками между буквами и завитушкой на втором «Д». Спустя какое-то время папа всегда приходил в себя и водил ее обедать в «Ангус стейк-хаус», где они неизменно садились за один и тот же столик. Они никогда не говорили о его детстве и о его многочисленных подругах. Такой у них был негласный секретный договор, даже не столько договор, сколько непреходящее ощущение, словно в подошву стопы впился крошечный осколок стекла: от него не избавиться, с ним чуть-чуть больно, но, как говорится, жить можно.

Китти вернулась в промокшем платье и стала что-то рассказывать, но хаски заливался лаем, гоняя чаек. Нина видела, как шевелятся губы Китти, и понимала — со странной ноющей болью внутри, — что Китти все еще сердится. И даже если не сердится, все равно что-то не так. По дороге к машине Китти сообщила:

— Завтра я встречаюсь с твоим отцом в кафе Клода. Мы будем говорить о моем стихотворении. Нина, я так волнуюсь. Лучше бы я осталась в Лондоне, устроилась бы на работу на лето в каком-нибудь пабе. Я не знаю, что будет дальше.

Нина не слушала. Она увидела загорелого парня в серебряных шортах. Он ехал по набережной на скейтборде, держа под мышкой пакет с лимонами. Сначала она подумала, что это Клод. Но это был кто-то другой, просто похожий. Нина услышала птичий крик, как ей показалось, исполненный боли, и не решилась обернуться в сторону пляжа. Наверное, хаски (или снежный волк) все-таки поймал чайку. Может, и не поймал; но тут Нина заметила неподалеку старуху-соседку. Она шла под руку с Юргеном, щеголявшим в темных очках с красными стеклами в виде сердечек. Нина окликнула их и помахала рукой.

— Это Маделин Шеридан, наша соседка.

Китти прищурилась:

— Да, я знаю. Старая злая ведьма.

— Разве она злая?

— А то! Она называет меня Кэтрин и чуть меня не убила.

И тут Китти сделала что-то настолько странное и пугающее, что в первый миг Нина опешила и подумала, что ей показалось. Наверное, она просто не разглядела как следует. Выгнув спину, Китти наклонилась назад и принялась быстро-быстро мотать головой. Медно-рыжие волосы разметались, тонкие руки бились и дергались над головой. Нина видела пломбы в зубах. Потом Китти выпрямилась, подняла голову и показала Маделин Шеридан средний палец.

Китти Финч явно страдала расстройством психики.

Медицинская помощь по-одесски

Маделин Шеридан пыталась расплатиться за пакетик орехов в карамели, который купила на набережной у продавца-мексиканца. Запах жженого сахара возбудил в ней охоту к орехам, которыми, будем надеяться, она наконец-то подавится до смерти. Давно пора. Ее ногти крошились, кости слабели, волосы неумолимо редели, талия исчезла уже навсегда. В старости она превратилась в жабу, и если кто-то дерзнет ее поцеловать, она не превратится обратно в принцессу, потому что, уж если на то пошло, никогда и не была принцессой.