Читать книгу "Аметист и золото - Кейт Холмс"

Алекс поднял голову и сделал одной из продавщиц знак подойти к нему. Пока они разговаривали по-португальски, Мелисанда внимательно рассматривала его лицо. Оно было холодным и бесстрастным, от обычной подкупающей улыбки не осталось и следа. Он обернулся к ней, и Мелисанда мягко сказала:

— А мне думается, что далеко не все руководствуются алчностью. Возможно, по роду вашей деятельности вам чаще, чем мне, доводится встречаться с жадными людьми. Но я не считаю, что корысть движет большей частью человечества.

Алекс недоверчиво вскинул бровь, но вслух сказал:

— Возможно, вы правы.

Миловидная продавщица принесла бархатный футляр, вручила его Алексу и удалилась, одарив Мелисанду на прощание понимающей дружеской улыбкой. Не открывая коробочку, Алекс передал ее Мелисанде со словами:

— Надеюсь, это вас заинтересует.

Она скользнула недоуменным взглядом по его непроницаемому лицу и открыла футляр. В нем на бархатной подушечке лежала пара серег из желтого золота. Мелисанда извлекла одну из них и, поворачивая ее и рассматривая в различных положениях, заметила:

— Замечательная вещица!

На плате крепления серьги к мочке уха сверкал треугольник из бриллиантов, а подвеска из турмалина голубовато-зеленого цвета была выполнена в виде узкого и продолговатого прямоугольника. Игра бриллиантов подчеркивала контраст между верхней и нижней частями изделия, в целом же серьги выглядели не броско, но привлекали к себе внимание своим оригинальным дизайном и прекрасной работой. Знатоки наверняка оценили бы такое украшение по достоинству.

— Не сомневался, что серьги вам понравятся, — сказал Алекс. Он внимательно взглянул на Мелисанду, и в его глазах промелькнуло какое-то особое, загадочное выражение, объяснить которое Мелисанда не могла: Наклонившись над столиком, он осторожно взял серьгу из ее пальцев, полюбовался ею на свету и покосился на гостью. Неожиданно для нее он протянул руку к ее уху и удовлетворенно добавил: — Да, я был прав! Турмалин подходит к цвету ваших глаз!

Пальцы его нежно коснулись ее подбородка и шеи, и она залилась румянцем.

— У вас чудесные волосы! Зачем вы забираете их в пучок? — вдруг спросил он.

Мелисанда смущенно отвернулась и дрожащей рукой взяла из пальцев Алекса серьгу, чтобы положить ее в футляр.

— Вещь чудесная! Но я не избалована ювелирными изделиями, поэтому почти равнодушна к ним.

Она положила серьгу на место и закрыла коробочку.

— Равнодушны? Какой позор! Пусть это станет вам подарком! Я лично выбирал эти серьги и обижусь, если вы не станете их носить! — как-то холодно и насмешливо сказал Алекс.

Мелисанда вздрогнула и побледнела, удивленная и его предложением, и странным голосом.

— Я не принимаю такие подарки, — твердо произнесла она, глядя ему в глаза.

— Сделайте же исключение для этой безделицы, умоляю! Серьги вам идут! — В глазах Алекса сквозило недоверие.

— Слишком дорогая безделица! И признаться, такой подарок даже оскорбителен после того вашего замечания об алчности, — резко ответила Мелисанда, еле сдерживая гнев. За кого он ее принимает? Уж не за хищницу ли, готовую на что угодно ради бриллиантов? Но ведь она узнала, чем он в действительности занимается, всего два дня тому назад. Да как он смеет предлагать ей в подарок такую дорогую вещь? Неужели он не понимает, что подобное предложение хуже, чем откровенная пощечина!

Мелисанда положила коробочку на бархатный лоток и встала, вздернув подбородок, но сохраняя спокойствие.

Алекс тоже вскочил со стула, собираясь что-то сказать, но она упредила его, холодно обронив:

— Я найду выход. Благодарю за экскурсию, вряд ли бы я сама собралась посетить какой-то ювелирный магазин. И большое спасибо за путешествие на Корковадо. Что касается подарков, то я предпочла бы обыкновенный букетик маргариток.

С этими словами она повернулась и вышла из зала, чувствуя, что он сверлит ей спину взглядом. Ярость и гордость вынесли ее из зала на лестницу и потом в фойе. Уже в такси, сказав водителю свой адрес, она расплакалась.

Глава 6

На три дня Мелисанда с головой ушла в работу. Распорядок ее дня был жестким. По утрам она совершала обычную пробежку, затем отправлялась в архив, где работала Марта, и покидала его, лишь когда он закрывался.

Однажды Марта, встревоженная такой одержимостью, воскликнула:

— Нельзя же просиживать над книгами по двенадцать часов кряду!

— Мне нужно успеть многое сделать, — ответила Мелисанда.

Вечерами после ужина, приготовленного для нее сеньорой Амаду, Мелисанда запиралась в кабинете и продолжала трудиться.

Ей действительно нужно было многое успеть сделать за короткий срок, но в душе она понимала, что не это главная причина ее одержимости работой. Она изо всех сил старалась забыть Алекса Роубсона, но ей это не удавалось.

Даже во время пробежек по пляжу или занятий португальским языком она невольно вспоминала о нем. А поздно вечером, когда она ложилась в постель, его образ непременно возникал перед ней, стоило ей только закрыть глаза. Порой он смеялся, но чаще смотрел на нее с недоверием и усмешкой.

Эти видения становились все настойчивее день ото дня, превратившись в конце концов в навязчивое наваждение. И как Мелисанда ни старалась, она ничего не могла с этим поделать. Это ее пугало.

Но особенно расстраивалась Мелисанда не столько из-за оскорбительного подарка, с негодованием отвергнутого ею, сколько из-за того, что он поставил ее в один ряд с предшественницами и, следовательно, не придавал их отношениям особого значения.

Тогда, в торговом зале, Алекс всячески давал ей понять, что он привык делать такие подарки своим женщинам и уверен, что и она с радостью примет серьги, не устояв перед золотом и драгоценными камнями.

Мелисанда не пыталась обмануть себя, она признавала, что всерьез увлечена этим мужчиной. После поездки на вершину Корковадо ей показалось, что это увлечение перерастает в любовь. И безусловно, Алекс подкупил ее тем откровенным разговором на тему, которую, как ей казалось, он вряд ли стал бы обсуждать с людьми своего круга.

Алекс притягивал ее. Его мужское обволакивающее обаяние, страстность, ум, всесторонние знания, увлеченность историей своей страны — все привлекало ее в нем. Он не был похож ни на одного из знакомых мужчин Мелисанды.

Но он оскорбил ее своим «подарком» и нанес ей душевную рану сомнением в бескорыстности ее доброго отношения к нему. Ей требовалось время, чтобы эта боль стихла.

Сожалеть о случившемся было бессмысленно, однако надо было чем-то заглушить глубокое разочарование, захлестнувшее Мелисанду, а поскольку единственным известным ей лекарством была работа, она корпела над книгами, надеясь утопить свою горькую досаду в море чужих трагедий, произошедших настолько давно, что память о них сохранили только пожелтевшие страницы и выцветшие чернила.