Читать книгу "Шехерезада - Энтони О'Нил"

Он еще не успевал усесться в гостиной, как старик начинал:

— Помнишь случай в Забае, когда я уселся задницей на ствол… а он шевельнулся? Это была змея! И все кинулись бежать на судно, а…

— …а на борту разгуливал тигр, — индифферентно подхватывал Касым, вначале еще пробуя сопротивляться. Фактически никто не был точно уверен, будто на борт забрался тигр, просто что-то на палубе у кормы промелькнуло в прыжке, может, свинья, тень птицы… И хотя они действительно приняли по ошибке корень за змею, аль-Аттар фактически никогда не садился на дерево. Но в воображении обоих мужчин миф превратился в реальность.

Затем аль-Аттар более сдержанным тоном вспоминал колдовских женщин с Санфа, голых красавиц с Никобарских островов, их равнодушное пренебрежение детьми низкой касты, произведенными ими на свет. Он настойчиво предлагал Касыму излагать новые эротические детали, от которых у старика бешено билось сердце и ему снились зажигательные сны.

— В Кулам-Мулае про тебя до сих пор спрашивают, — соврал Касым.

— Правда? — сверкнул глазами аль-Аттар.

— Тебя там носорогом прозвали.

Торговец насмешливо фыркнул:

— Знаешь, что тамошний царь приказал написать мой портрет?

— Только без носорожьего рога.

Репутация аль-Аттара покоилась лишь на его богатстве и связях. Он презрительно держался в мечети, где обдумывал способы уклонения от налогов; никогда не соблюдал традиций, постоянно трактовал юридические законы по собственному разумению. Начинал он карьеру как работорговец, специализируясь на греческих, турецких, славянских прислужницах, которых лично приукрашивал, пудрил, мыл, опрыскивал духами и выставлял на рынок, приговаривая: «Не все круглое — яблочко, не вся сладость в ореховом ядрышке!» При воцарении Гаруна аль-Рашида одним скачком повысил свое положение в обществе, став торговцем духами и обзаведясь собственным судном — громадиной длиной в тридцать локтей, грузоподъемностью в двадцать тонн, — добывая на малабарском побережье экзотические мази и притирания, а вскоре случайно наткнулся на остров Забадж, райское святилище, где камфорные деревья источали смолу, как кормящая мать, молоком, вырастая до таких размеров, что в их тени может укрыться сотая человек. Пренебрегая опасностями — враждебно настроенными аборигенами, дикими кошками, ядовитыми рептилиями, — он все-таки нашел парфюмерную «золотую» жилу. Воспользовавшись мудрым советом Джафара аль-Бармаки — своего клиента в пору работорговли, покупавшего самых прелестных девушек, — аль-Аттар быстро пропитал камфарой весь Багдад. Возникла настоящая мания. Люди добавляли камфару в напитки, в свечи, умащали одежду, бороды, рты, фонтаны и трупы. Камфарой лечили головную боль, лихорадку, воспаление легких, заложенный нос. Старики приписывали свой моложавый вид ее предохранительным свойствам, молодые женщины смазывали камфарой задний проход, чтобы газы приятно пахли, слепцы протирали ею глаза, чтоб вернуть зрение… говорили даже, что камфарой пропитан зеленый шелковый кисвах на священной Каабе[29].

Купец свернул торговлю как раз перед резким падением цен из-за перенасыщения рынка и сокращения спроса на камфару, которая стала доступной всем слоям населения. Впрочем, совсем от дела он не мог отказаться, пристрастившись, словно наркоман, к своему увлекательному, рискованному и хитрому занятию, обладая способностью отыскивать и максимально использовать новые рынки сбыта. Он затевал сотни новаторских предприятий, главным образом по переработке отходов, трудясь целыми днями; почти ничто не ускользало от его острого взгляда. Но ему очень скоро наскучил городской этикет с шумными банкетами, вездесущей бюрократией, досужими чиновниками. Обосновавшись на хорошо снабженной водой улице Кварири, обзаведясь женой, дочерьми, аль-Аттар чувствовал себя неуютно в вероломном женском окружении. Купил новое торговое судно, нанял команду, назначив капитаном молодого Басри, которого знал со времен торговли камфарой, чем-то похожего на него самого, проходимца, маленького, но скандального, упрямого, сообразительного и безжалостного, никогда не извиняющегося за вульгарность и грубость. Именно он сидел сейчас у торговца в уборной.

— Сортир превосходный, ничего не скажешь, — рассмеялся аль-Аттар, когда непривычно смущенный Касым принес извинения. — Причуда моей жены. Это ее владения. Рядом с комнатой Зилла. Двери отделаны слоновой костью. Вспомним те времена, о Касым, когда нашей уборной было открытое море.

Сортир в самом деле роскошный. Мраморные плитки с арабесками, стульчак из алебастра; когда Касым опасливо заглянул в дыру, из отверстия в стенке выдвинулась заляпанная дерьмом ручка и сгребла экскременты в выгребную яму, которую дважды в день очищали, — что явно свидетельствовало о высоком положении хозяев в обществе. Все это, конечно, по требованию Айши, которая любит светскую жизнь и терпеть не может Касыма, считая, будто он оказывает дурное влияние на ее мужа. Впрочем, Касым на это плевал: ведьма даже его взгляда не стоит. А вот ее дочь Зубайя… совсем другое дело. Впервые явившись и сев на стульчак аль-Аттара, Касым почувствовал, что подушки еще теплые, и окаменел при одной мысли о том, что тут недавно сидела Зубайя. Среди тысяч его тайных фантазий была и мечта — в один прекрасный день попросить старика отдать дочь ему в жены. Теперь это желание осложняет дело — скандал может иметь гораздо более тяжелые последствия.

Он задумчиво провел пальцем по кромке стульчака: «Не покоились ли здесь сливочно-белые ягодицы Зубайи?» Горестно вздохнул и, поняв, что отвлекся, заставил себя вспомнить о цели. Придумал несколько безобидных замечаний с тайным критическим смыслом, но сомневался, далеко ли можно зайти. Купец был настроен на новое предприятие, о чем уже знал Касым. Но он хорошо помнил, что вышло из его прошлых замыслов. Аль-Аттар приобрел шерсть индийского камбака для дешевых бедуинских палаток, крокодилью кожу для стенной обивки, кермес в качестве заменителя хны… Но из этого ничего не вышло. А потом, наслушавшись рассказов каких-то путешественников, аль-Аттар отправил их в тайный рейс к берегам Индий искать сказочные плоды — лимуны, необычайно питательные, сок которых имеет вкус «уксуса, смешанного с пчелиным медом». Когда они в конце концов нашли семена на рынках аль-Хинда, хитрый торговец попробовал объявить, что описанный ими фрукт больше похож на родственный лимуну аранж, не столь острый и обладающий добавочными целебными и афродизиакальными[30] свойствами, семена которого он мог бы продать по соответствующей цене. Они возмутились, не желая остаться в дураках при выполнении недвусмысленного задания, и никакой болтливый купец не мог их переубедить. В Багдаде аль-Аттар потратил целый год на получение пяти жалких плодов цвета полуденного солнца, из которых выжалось ровно такое количество сока, чтобы обжечь желудок и кисло сморщиться. Не выдумав для лимунов другого применения, кроме наказания для непослушных детей, он даром отдал семена проходившему мимо уличному торговцу, который впоследствии, как говорили, со средним успехом продавал их в качестве приправы.