Читать книгу "Я забыл умереть - Халил Рафати"

Но я все равно сумел заработать кучу денег за короткое время.

Чувак! Видели бы меня мои друзья!

И тут у меня созрела идея. В Огайо невозможно было достать хорошую травку. Я скупил у своих барыг все что мог, положил в грузовик и поехал обратно в Огайо, надеясь озолотиться.

Со мной отправился мой друг из Толидо, Брайан. Он учился в Калифорнии на юридическом факультете, и нам казалось, что это очень забавно — студент-юрист приторговывает марихуаной. Я провел тридцать один час за рулем, подкрепляясь лишь кофе и диетической колой. Потом меня сморил сон, и я поменялся с Брайаном местами.

— Держись правой полосы, следи, чтобы стрелка показывала не больше шестидесяти. Не разгоняйся, усек?

— Усек, — кивнул Брайан.

— Брайан, я ведь не просто так. Не разгоняйся больше шестидесяти!

— Не буду, не буду, — поспешил он успокоить меня, — но здесь скоростной лимит — шестьдесят пять.

— Брайан, не умничай. Не разгоняйся больше шестидесяти.

— Ладно, ладно, — кивнул он.

Я устроился на заднем сиденье, закрыл глаза и провалился в сон. Не прошло и десяти минут, как Брайан выругался:

— Вот дерьмо!

Я даже глаза не стал открывать. Не было необходимости. Я уже понял, что произошло. «Дерьмо, а дальше что?» — спросил я саркастически.

— Наверное, нас оштрафуют, — ответил Брайан.

— Но почему, Брайан, почему?

— Ну… Я превысил скоростной лимит. Ехал шестьдесят шесть.

Вся жизнь пронеслась перед моими глазами. Нас зажали в тиски. Когда полиция тормознула наш арендованный грузовик с калифорнийскими номерами в Техасе — в городке Вега в бесплодной пустыне возле Амарилло, — я чуть не поседел. Я знал, что нас скрутят. Полицейские произвели нелегальный обыск и выемку груза. Брайан плакал и причитал, что его жизнь кончена. Что до меня, то я не видел особой проблемы. Подумаешь, какая-то травка! Просто я никогда не был в Техасе.

Мне сделалось жаль Брайана.

— Слушай, друг, — с казал я. — выручи меня из беды. Найди хорошего адвоката. Если найдешь, то я прямо сейчас подпишу признательные показания и возьму всю вину на себя.

Брайан не верил своим ушам.

— Братишка, ты это серьезно? Не врешь?

— Не вру. Найди хорошего адвоката, заплати гребаные штрафы и вытащи меня из этого дерьма!

Я сидел в маленькой комнатушке и ждал, когда «плохой» легавый принесет мне бумагу и ручку. «Хороший» легавый занервничал и обратился ко мне.

— Ты — певец? — спросил он, растягивая слова как южанин.

Я уставился в пол.

— Ты похож на приятеля Джима Моррисона. Я ездил на Ямайку в студенческие годы. На весенних каникулах. И слушал регги. Я был совершенно пьян и счастлив, буквально кончил в штаны.

Думаю, что, согласно правилам хорошего тона, я должен был рассмеяться. Этот парень помирал со скуки, ненавидел свою гребаную жизнь и хотел вызвать меня на откровенный разговор.

Я подписал показания и взял всю вину на себя. А Брайан? Как вы думаете, что сделал Брайан? Брайан слинял, и я о нем больше никогда ничего не слышал. Мне грозило от семи до десяти лет тюрьмы, и никто не мог мне помочь. Кому я стал бы звонить? Элизабет Тейлор?

Но у меня был ангел-хранитель. Я позвонил Дину Карру. Тот был чертовски любезен со мной, когда я в первый раз приехал в Лос-Анджелес. Дин позвонил Вонючке. Вонючка был мелким торговцем марихуаной, но он поднимал реальные бабки на компьютерах. Тогда в компьютерах никто не разбирался, а он был специалистом. Его настоящее имя было Крис, но мы никогда его так не называли — все звали его Вонючкой или «Крисом-который-никогда-не-заткнется». Так что Вонючка не только торговал травкой. Он был компьютерщиком у известного адвоката Ника в Палм-Спрингс. Вонючка рассказал ему о моей беде. Ник был ветераном войны во Вьетнаме, бывшим спецназовцем, сексотом, инвалидом-колясочником, жертвой агента Оранж[42]. Он позвонил прокурору и зачитал ему Закон о запрете нелегальных обысков и злоупотреблений в судопроизводстве.

— Вы должны пойти с этим мальчиком на мировую, — потребовал он.

— Нет шансов в аду, — отрезал прокурор. — Или семерка, или десятка. Поставим его в пример другим.

— Ты должен пойти с этим ребенком на мировую, — сказал Ник. — Или я приеду к тебе в инвалидной коляске и о твоем гребаном городишке узнает вся страна.

— А о какой сделке мы, собственно, говорим?

— Условный срок, — сказал Ник. — Условный срок и только.

— Я подумаю, — сказал прокурор и повесил трубку.

За меня поручился Боб Ханикатт. Старина Ханикатт был настоящим фермером в ковбойских ботинках и большой ковбойской шляпе. Боб курил Pall-Mall (причем его сигареты были без фильтра) и водил большой «Линкольн» с ревущей магнитолой. Окна в его машине были наглухо закрыты, а сигареты выкуривались одна за другой. Нет, я тоже, конечно, курил, но, боже мой, это была настоящая душегубка! В это невозможно поверить, но Боб не открывал окна. Он говорил и курил.

На пути из аэропорта в суд Боб очень наглядно выказал мне свою жестокую любовь. Дымя сигаретой, свисающей из уголка рта, он резко прижал свой большой «Линкольн» к обочине дороги, буквально вылетел на парковку, взглянул мне в лицо немигающим взглядом и прорычал: «Мальчик, будь твоя кожа на пару оттенков темнее, ты никогда бы не увидел дневного света. Поэтому ты должен быть безумно благодарен и молить Господа нашего Иисуса Христа».

Не знаю, к чему он помянул Иисуса Христа, но, сидя в здании суда в тот же день, я понял, что старина Боб был прав. Все обвиняемые до единого были чернокожими, каждого из них без проволочек судили, заковывали в наручники и увозили в тюрьму. Я не имею в виду некоторых, я не имею в виду большинство — всех этих сукиных детей судили за то же преступление, что и меня. За наркотрафик.

Наконец пришла моя очередь держать ответ перед судьей. Судья огласил обвинительный акт и поинтересовался: могу ли я что-то сказать в свою защиту? Я со своим акцентом уроженца Огайо путано объяснял, что связался с дурной компанией, что очень сожалею об этом и что это было в последний раз. Я даже выдавил пару крокодильих слез. Произнося последнее слово, я опустил голову, опасаясь смотреть судье в лицо, и взглянул только в самом конце, когда сказал, что очень сожалею и прошу о милосердии.

Меня приговорили к пяти годам отложенного условного срока за уголовное преступление четвертого класса. Это означало, что, если я не нарушу условный срок в ближайшие пять лет, обвинение будет снято штатом Техас. Как будто ничего не произошло. Восемь месяцев я улаживал все юридические вопросы, в противном случае мне давали десятку и сажали в федеральную тюрьму. Передо мной вырисовывалась перспектива еще худшего прозябания, чем в Огайо. Меня начали мучить ночные кошмары. Когда я наконец убедился, что все вопросы улажены и я получаю условный срок в штате Техас, — я даже всплакнул от облегчения.