Читать книгу "Влюбиться в жизнь. Как научиться жить снова, когда ты почти уничтожен депрессией - Мэтт Хейг"

Стивен Спилберг «Близкие контакты третьей степени»

То, что приходит в голову во время первой панической атаки

1. Я умру.

2. Я окончательно сойду с ума.

3. Это никогда не кончится.

4. Все будет только хуже.

5. Ничье сердце не способно биться так часто.

6. Мысли слишком быстро сменяются в моей голове.

7. Я в ловушке.

8. Никто еще так себя не чувствовал. Никогда. Во всей истории человечества.

9. Почему у меня руки немеют?

10. Я не смогу справиться.

То, что приходит в голову во время 1000-й панической атаки

1. Ну вот, опять.

2. Я уже с этим сталкивался.

3. Ну надо же, как тяжело.

4. Я могу умереть.

5. Я не умру.

6. Я в ловушке.

7. Это худшая паническая атака, которая со мной случалась.

8. А, нет. Вспомни Испанию.

9. Почему у меня руки немеют?

10. Я справлюсь.

Искусство передвигаться самостоятельно

В моем случае депрессию сопровождало множество связанных с ней психических заболеваний. Нам, людям, нравится все разделять. Мы делим систему образования на предметы, население планеты — на нации, литературу — на жанры. Но правда заключается в том, что границы всегда размыты. Например, если кто-то силен в математике, это часто означает, что он хорош и в физике. Так, депрессия тоже часто приходит не одна. Ее спутниками нередко становятся тревожность, фобии, щепотка обсессивно-компульсивного расстройства. (Моей проблемой было компульсивное глотание.)

Также на протяжении некоторого времени у меня присутствовали агорафобия (боязнь открытого пространства) и сепарационная тревога.

Моим мерилом прогресса было расстояние, которое я могу пройти самостоятельно. Когда я был вне дома без сопровождения Андреа или одного из родителей, я не мог справиться. Тем не менее я предпочитал не избегать таких ситуаций, а, наоборот, погружаться в них.

Думаю, это мне помогло, хотя было тяжело постоянно сталкиваться со страхом.

Моим мерилом прогресса было расстояние, которое я могу пройти самостоятельно.

Когда я набирался смелости, то говорил что-то невероятно героическое вроде: «Я иду в магазин за молоком. И мармитом[14]».

Тогда Андреа бросала на меня удивленный взгляд и спрашивала: «Один?»

На это я отвечал: «Да, один. Все будет в порядке».

Шел 1999 год. У многих еще не было мобильных телефонов, поэтому слово «один» воспринималось буквально. Я быстро набрасывал пальто, хватал несколько купюр и выбегал из дома максимально быстро, стараясь опередить панику.

К тому моменту, как я доходил до конца Веллингтон-роуд, улицы моих родителей, темнота уже успевала настигнуть меня. Когда я поворачивал на Слифорд-роуд, она уже шептала мне в ухо что-то про террасы из красного кирпича и тонкие занавески. Я чувствовал себя настолько незащищенным, словно покидал земную орбиту на космическом корабле. Это была не просто прогулка до магазина, а настоящий «Аполлон-13».

«Все хорошо», — шепотом успокаивал я себя.

Прохожие игнорировали меня, хмурились или, что еще хуже, улыбались мне, и тогда приходилось улыбаться им в ответ, из-за чего моя голова незамедлительно меня наказывала.

Самое странное в депрессии и тревожности то, что они внушают сильный страх перед счастьем, даже если человек сознательно желает его больше всего на свете. Если вы будете пойманы на улыбке, даже неискренней, то вы сразу же почувствуете на себе десятитонный груз вины.

Чувство пребывания в одиночестве вне дома было таким же неестественным, как крыша без стен. Впереди я видел магазин. Буквы «Londis» еще выглядели маленькими и далекими. Мне предстоял долгий путь, полный печали и страха.

— Я не смогу это сделать.

— Я не смогу дойти до магазина. Один. И найти молоко. И мармит.

— Если ты повернешь домой, то будешь слабаком. Как ты собираешься поступить? Вернуться и сойти с ума? Если ты вернешься, то шансы провести остаток жизни в палате с белыми стенами будут еще выше, чем сейчас. Сделай это. Просто зайди в магазин. Это обычный магазин. Ты ходил туда самостоятельно с десяти лет. Одна нога вперед другой, плечи назад. Дыши.

Тогда мое сердце начинало бешено колотиться.

— Не обращай внимания.

— Но послушай: бумбумбумбумбум.

— Не обращай внимания.

— Но послушай, послушай, просто послушай, черт возьми.

И далее в таком духе.

В голове всплывали сцены из еще не снятого фильма ужасов. У меня возникло ощущение покалывания в области затылка, которое затем распространилось на весь мозг. Онемели руки и ноги. Невыносимая тревога породила чувство физической пустоты. Я чувствовал себя призраком. Мне стало тяжело дышать. Воздух показался разреженным, и требовалась колоссальная концентрация, только чтобы продолжать дышать.

— Просто иди в магазин, продолжай путь, дойди до туда.

Я зашел в магазин.

Кстати, в магазинах у меня всегда начиналась самая сильная паника, вне зависимости от того, был я с Андреа или без. В супермаркете меня охватывала жуткая тревога. Я никогда не понимал, что служило этому причиной.

Освещение?

Геометрические линии проходов?

Камеры наблюдения?

Может быть, это бренды призывали к вниманию? Возможно, когда ты находишься на одной волне с окружающим пространством, их призывы долетают до тебя? Создавалось впечатление смертельного удара, нанесенного «Юнилевером»[15]. Хотя это был просто Londis, который и гипермаркетом нельзя назвать. Через открытую дверь можно было увидеть улицу, она примыкала к той, на которой стоял дом моих родителей, где находилась Андреа. Для меня эта девушка была всем. Если бы я побежал, то, возможно, оказался бы дома уже через минуту с небольшим.

Я старался сконцентрироваться. Шоколадное печенье. Тяжело. Кукурузные хлопья. Очень тяжело. Хрустящие ореховые батончики. Сухие завтраки. Медовый монстр на упаковке никогда раньше не казался мне таким ужасным. Зачем же я пришел сюда, если не готов доказать что-то самому себе?