Читать книгу "Борн - Джефф Вандермеер"

Я понятия не имела, какое действие окажут на него химикалии. Не хотелось мне, и чтобы Борн кормился Виковым сырьем, которое, чего доброго, могло бы ему прийтись по вкусу.

– Плавательный бассейн – это место, полное отвратительных вещей, в которых людям нравится плавать, – подвел итог Борн.

– В общем и целом, – хихикнула я. – В реальном мире ты их почти не встретишь.

И тут же пожалела о своих словах, которыми дала Борну понять, что мирок Балконных Утесов – не реальный. Что мы живем в пузыре времени и пространства, который в любую минуту лопнет.

Выводила я его и наружу, на балкон, но с этим было сложнее, поскольку Борну для его же безопасности требовалась маскировка. Я отыскала шляпку с цветочками и побуревшим от засохшей крови пулевым отверстием. Прибавила большие «фирменные» солнечные очки. Что до одежды, выбирать пришлось между синей простыней и черным вечерним платьем, которое я раскопала в полузасыпанной квартире. Оно было изъедено молью и сильно выцвело, сделавшись, скорее, темно-серым, но я предпочла платье: во-первых, мне все равно некуда было его надевать, а во-вторых, оно оказалось велико на несколько размеров.

Борн перестроил тело, чтобы выглядеть постройнее, втянул кое-как «живот», после чего облачился в свой смешной наряд. Тем не менее сидел он на нем довольно неплохо. Только потом я сообразила, что Борн скопировал очертания своего тела с моего, и передо мною оказалось грубое зеленокожее подобие меня самой.

Однако Борн посчитал, что образ незавершен.

– Как насчет обуви? – спросил он, и я пожалела, что недавно произнесла при нем пафосный спич о важности пары крепких ботинок.

– Обувь тебе ни к чему. Никто твои ноги не увидит, – ответила я, подумав про себя, что его вообще никто не увидит.

– Обувь требуется всем, – сказал Борн, процитировав меня. – Решительно всем. Ты не разуваешься, даже когда спишь.

Это было правдой. Я так и не смогла отвыкнуть от ночевок под открытым небом. Когда спишь в каком-нибудь опасном месте, никогда не снимаешь обувь, на случай если у тебя окажется всего несколько секунд, чтобы собрать свои шмотки и удрать.

Борн без дураков захотел получить обувь. Чтобы, так сказать, закончить ансамбль. Так что я дала ему запасную пару ботинок, ту, в которых ходила в город.

Он устроил целый спектакль, отращивая себе «ногоступы» и вытягивая руки, чтобы натянуть обувь. Его кожа приобрела оттенок, похожий на мой. Из отверстия на верхушке, прикрытого шляпой, донесся приглушенный голос:

– Можно идти.

Если Борна волновал наряд, то меня – его сходство с человеком.

– Нет, пока ты не сделаешь себе рот, – ответила я. – И вообще лицо.

– Ой-ей! – воскликнул он, совершенно упустивший это обстоятельство.

В те дни он использовал это «ой-ей» всегда, когда понимал, что совершил глупость. А может быть, еще пытался потихоньку вредничать, исследуя понятие «упрямство» в полевых, как говорится, условиях, причем делая это совершенно очаровательно.

Трансформация заняла какие-то секунды. Почти все его глаза исчезли, осталась всего одна пара в нужном месте, – и, конечно же, серые! – вырос нос, похожий на головку ящерицы, которую Борн слопал несколько часов назад, и возник рот с идиотской улыбкой. И вот, передо мной стояло это великолепие – со шляпой на голове. В черном вечернем платье. И в ботинках.

Он выглядел таким серьезным, что захотелось обнять его от умиления. Мне и в голову не приходило, какой подарок я ему сделала. Просто не понимала, какой еще метод маскировки можно было применить.

Мы вышли на балкон. Борн притворился, что не видит сквозь солнечные очки и снял их. Его рот раскрылся, изобразив искренне удивленное «О».

– Это прекрасно! – провозгласил он. – Прекрасно, прекрасно, прекрасно…

Еще одно новое слово.

Действительно, гибельный пейзаж, с которым я так и не сумела свыкнуться, был прекрасен. Прежде я никогда не замечала этой красоты. В странных аквамариновых сумерках река внизу переливалась лавандой, золотом и апельсином меж бесчисленными каменными островками, поросшими причудливыми деревьями… Река была волшебна. Балконные Утесы в предвечернем свете приобрели глубокий насыщенный оттенок, почти черный… нет, почти синий… нет, цвета колеблющихся теней, густых и прохладных.

Борн не подозревал, что все это несло смерть, было отравлено и отвратительно. А может быть, для него оно не было таким? И он мог поплавать в реке и вылезти оттуда целым и невредимым? Наверное, тогда-то я и поняла, что полюбила его. Борн смотрел на мир не так, как я. Он не видел ловушек. Он заставил меня переосмыслить значение таких простых слов, как «отвратительный» и «прекрасный».

И я решила пожертвовать своей безопасностью ради чего-то иного. Именно в тот момент. Не важно, что случилось после, я перешла в новое состояние, и отныне вопрос был не в том, кому могу доверять я, а в том, кто может доверять мне.

Часть 2

Как все прошло и что случилось после

Впервые я увидела Морда сумеречным вечером за шесть лет до того, как нашла Борна. В тот день мне не попалось ничего, кроме вонючей шевелящейся груды мяса, дергающейся у приоткрытой ливневки. Ловушку я распознала с первого взгляда. Пометила место мелом, чтобы не забыть, и потопала дальше на запад, к остаткам забытого шоссе, покрытого лишайником и заваленного ржавьем вперемешку с костями: зелено-рыже-белый узор, казавшийся искусственным. Лишайники, правда, были дрянными, иначе я собрала бы немного.

Из-за высокого содержания химических реагентов в воздухе городской закат будоражил душу, даже если вы были смертельно измучены, растеряны или вам просто было не до поэзии. Оранжево-желтые слои переплавлялись в пурпурно-синие. Я проверила северное и южное направления. Никого. Набрела на выцветший шезлонг, уселась и принялась грызть отдававшие затхлым крекеры, найденные накануне. Смотрела на заходящее солнце, и мой желудок сжимался, превращаясь в болезненный ком.

Целый день я проползала в туннелях полузаброшенной промзоны. Я устала, была грязной, от меня воняло. Несмотря на все предосторожности, меня мог заметить кто угодно. И напасть. Мне это было уже безразлично. Иногда приходилось давать слабину, иначе вы рисковали позабыть, как это делается, а я уже достигла предела выносливости на этой неделе. Мясо, щедро подложенное в качестве приманки в ловушку, установленную психом, каннибалом или еще каким извращенцем, окончательно меня доконало.

Морд взмыл в небо из-за группы домов прямо передо мной. Сначала он был похож на огромный, темно-коричневый кособокий шар на фоне оранжевого солнца. На какой-то миг мне померещилось, что это – затмение или химический выброс, предвещающий скорую смерть. Однако «затмение» резво двинулось в мою сторону, закрыв собой солнце и небеса. Тогда-то я разглядела громадную косматую башку во всех подробностях.

Я не могла сдвинуться с места. Понимала, что должна бежать, и не могла. Надо было рвануть в ближайший дренажный туннель, но я не двигалась. Словно прилипла к шезлонгу, с крекером, торчащим изо рта, и смотрела, как меня накрывает тень Бегемота.